Психодел - [13]

Наверное, это глупо, но женщиной ее сделала Наташа Ветлицкая. Та самая песня, тот самый клип, «Посмотри в глаза», 1993 год, весь класс три дня обсуждал революционное черно-белое видео, где тонкая женщина ходила меж толпы мужиков в одном только боди, плюс каблуки, и похлопывала самцов по квадратным плечам, и вела себя – практически голая – так, словно все бриллианты мира мерцают на ее шее и запястьях; и голос, грудной и бархатный. На уроке химии Федосеев – хулиган и меломан – пустил с задней парты записку: ваша Ветлицкая – фуфло, всё украдено у Кайли Миноуг. Ты дурак, Федосеев, написала Мила в ответном послании, Кайли просто красиво мяукает, а Наташа – настоящая женщина, грация, манеры, тембр, взгляд, от природы шикарна... Меломан Федосеев не ответил.

Странно вдруг найти свой идеал в обшарпанном мире отечественной поп-музыки, созданном на деньги продвинутых столичных бандитов первой волны. Странно высмотреть золотую рыбку средь мутных вод нахального, цыганщиной пропитанного шоубиза, где каждая вторая «певица» выглядит так, словно еще вчера продавала в «Коньково» слаксы и одеколон «Филеас». Но ведь сказал же поэт: когда б вы знали, из какого сора. Образец найден, это главное. Эпохальное видео записано на кассету. Хулиган Федосеев и записал – как многие настоящие хулиганы, он был джентльменом.

Наташа Ветлицкая была волшебна. Не девочка, не дамочка – принцесса. Я буду именно такая, обещала себе тринадцатилетняя Лю. Приветливая, милая, никакого эпатажа, никаких резких движений, ногти, макияж – в меру, и ни в коем случае не стесняться мальчишеской фигуры, маленького роста, немного бедных бедер и худых ног; главное – обаяние, умение двигаться. И никакого самоконтроля, никаких репетиций перед зеркалом, всё должно быть естественно, идти из сердца. Не Наташей Ветлицкой надо быть; надо уметь быть собой, как Наташа Ветлицкая умеет.

Она несколько месяцев училась ходить на каблуках. Смысл был не в том, чтобы научиться, а в том, чтобы чувствовать себя естественно.

Годом позже сосед при виде Милы стал облизываться и однажды схватил, в лифте, как маньяк какой-нибудь, хотя он был никакой не маньяк, а художник-оформитель; опыт велел девочке Лю действовать по-простому, дать ему коленом по яйцам, но удар по яйцам – это не элегантно, и Мила ловко выскользнула, взросло улыбнулась: «Прости, ты не мой тип», а тут и двери открылись, как по волшебству, и она ушла, спокойно повернувшись к нему спиной – защищенная собственным великодушием.

Фигурой она пошла в маму, которая всю жизнь проработала экономистом в Фонде медицинского страхования и за двадцать лет сидячей службы не приобрела ни грамма жира на пятой точке. Лицо с широким переносьем, а также главное – характер – достались от папы.

Еще от мамы перепал небольшой талантец, любовь к цифрам, способность наделять каждую своими отдельными качествами. Восьмерка, например, была жирная, неприятная, сальная цифра, а двойка – быстрая и крепкая. Пятнадцать было дерзкое число, а девяносто – напыщенное. Каждое из восьмидесяти девяти двузначных чисел вело себя особенным образом. Одиннадцать было терпеливое, а семьдесят два – коварное. Пятьдесят семь – дурно пахло, тридцать девять почему-то всё время ковыряло в зубах, хотя какие зубы, если вдуматься? Но девочка и не вдумывалась. Окончила школу с отличными оценками по алгебре и геометрии, небрежно получила диплом бухгалтера и решила копить деньги для поступления в Финансовую академию. Спустя три месяца после выпускных экзаменов уже работала в некоей «фирме» и с десяти до шести бродила по ступенькам и ячейкам Exсel, как Алиса по стране чудес; ей было хорошо.

Даже теперь, в свои тридцать (комбинация мистической тройки и ноля – короля цифр – в ее голове давала нечто загадочное и сильное), она считала Exсel самой уютной компьютерной программой.

Правда, мама, несмотря на математические таланты, никогда не умела просчитать свою собственную жизнь хотя бы на месяц вперед, и дочь, пытаясь разобраться в себе, понимала, что выросла такой же: кроме цифр ее интересовала только музыка. Еще – любовь, разумеется, однако с любовью она не спешила.

Никто не знал о ее особом отношении к цифрам и числам, и сама она не воспринимала всерьез свой странный, но полезный дар. Одушевлять знаки – для Милы это была детская игра. Так великовозрастные тридцатипятилетние тетки возят с собой в «лексусах» плюшевых медвежат; сами уже в целлюлите, а всё хотят назад, в невинность. Лучше тихо, про себя играться с тройками и девятками. Девчонка любит цифры, дружит с ними – ну и что?

Мила вообще не любила абстрактно мыслить. Мыслить – не женское дело, это мама говорила много раз; основным мыслителем в семье считался веселый энергичный папа. Мама называла его «худенький гений». Звук «д» редуцировался, для юмора. Папа был мыслитель от бога, он непрерывно придумывал нечто великолепное, например – построить дачу, зимой выращивать кур, а на лето сдавать богатым за большие деньги. Потом начинался период накопления потребного для строительства капитала, а спустя полгода мама решала приобрести на отложенные деньги стиральную машину, и неунывающий папа изобретал новый гениальный план. У настоящего мыслителя планов – как у бродяги вшей.