Психея. Забвение - [11]

— Ты сказал, что здесь был пожар? — Отхожу от него и веду обеими руками по камням. Обычно, когда ты ощупываешь строение, оно сыпется, в отличие от этой крепости. — Какого она года?

— Строительство именно этой двухэтажной каменной крепости, которое стоит на основании разрушенной конкистадорами пирамиды, длилось с тысяча пятьсот двадцать пятого по тысяча пятьсот тридцать второй годы. — Я в уме прикидываю, сколько примерно прошло времени, без конца прикасаясь к холодным камням.

— То есть на этом месте была изначально пирамида? — заинтересованно спрашиваю его.

— Пирамида — змея, как и множество подобных. По легендам, Кортез уничтожал их и строил свои резиденции. — Он отходит от меня к стене, видимо увидев что-то интересное.

Я исследую каждый камень, мне не удается избавиться от своих навязчивых мыслей, как любому исследователю, раньше приходилось сталкиваться со старинными зданиями. И наметанный глаз сразу замечает расхождения. У меня возникают вопросы, на которые мужчина явно не сможет мне ответить. Но то, что я вижу перед собой, не выглядит строением, съеденным огнем, камни оплавились, как будто это сделала атомная бомба, которую на тот момент еще не изобрели. Да и камни, как те, что я видела в Египте и на Крите, слишком гладкие и ровные. Вопросы роятся в голове, как безумные пчелы, которых потревожили и пытаются обмануть. Змеи… Медная земля… Что, если отец подсказывал мне, и то, что казалось сказкой, не являлось ей? Вернувшись к Эрнесто, я замираю на месте при виде объявлений о пропаже детей. Они развешаны так, что для того, чтобы увидеть прошлые, надо поднять несколько слоев свежих. Их слишком много.

— Хоть один из этих детей вернулся домой? — с горечью спрашиваю его.

Передо мной множество лиц, их не сосчитать, стена крепости выглядит стеной горя, плача, когда родители и родственники ищут своих потерянных малышей. Возраст, судя по фотографиям, самый разный, но не старше семи лет.

— Еще ни один не вернулся. Даже спустя годы родители меняют бумагу, проверяют, есть ли их ребенок, вдруг кто-то из туристов видел, — отвечает он и показывает мне на внутренний двор крепости. — Мы можем зайти внутрь, здесь расположен краеведческий музей истории штата Морелос. Там находятся работы мексиканских художников, потрясающие фрески, показывающие всю жестокость и вероломство завоевания Мексики.

Не раздумывая, я прохожу мимо огромных деревянных врат внутрь двора, пол которого усыпан символами, которые, переливаясь на солнце, отдают золотом. У меня не остается сомнений, что здесь спрятана какая-то загадка, разгадать которую невозможно из-за давности лет. Во дворе по обеим сторонам от широкой дорожки растут агавы, и трава кажется еще более зеленой и ухоженной, чем в центре города. Люди с интересом фотографируют местную достопримечательность, будто не видят очевидных вещей. На арке перед входом в основное здание висит перевернутый символ, который я где-то видела. Задрав голову, я снимаю очки и пытаюсь разглядеть, что именно изображено. Эрнесто кладет руку на мою талию и одновременно заходит внутрь со мной.

Фрески, расположенные в самом начале, изображают кровавую бойню с испанцами, которые напали на мирных жителей. Есть одна маленькая странность: длинные одеяния нападающих и расположение ног. Неестественная поза, будто они опираются не на ноги, колени которых спрятаны под тканью. Может показаться, что под балахонами спрятаны орудия. Или хвосты… Расстояние, на котором можно рассматривать, ограничено, и мне вполне может все это показаться. Я вытаскиваю телефон и навожу на картину, пытаясь увеличить изображение. Как только я это делаю, к нам подходит мужчина со строгим выражением лица, показывает на часы, висящие на стене. Бегло говоря по-мексикански, он остается непреклонен, буквально выставляя нас за порог. Последнее, что делаю, это нажимаю на кнопку, делающую фото, и выхожу следом за Эрнесто.

— Ты ничего странного не замечал на этих картинах? — спрашиваю Эрнесто, когда мы бредем через двор по символам на выход.

— Это древнее строение, я не архитектор. По подобным вещам ты у нас специалист. — Я останавливаюсь около очередного символа и фотографирую его на телефон, затем делаю еще несколько снимков. — Знаешь, что я заметил?

Я поднимаю голову, прекращая смотреть себе под ноги, все больше погружаясь в свои мысли, когда он возвращает все мое внимание к себе.

— Просветишь? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Мне стоило вытащить все провода из бензонасоса, чтобы вернуть тебя настоящую. И для этого необходимо показать тебе неисследованное тобой место и заинтересовать. — Его красивое лицо светится от счастья, я предупреждающе выставляю указательный палец перед собой, когда он раскрывает свои руки, предлагая жаркие объятия. — Это радость, мы любим обниматься и показывать свои чувства. Так что привыкай.

Его руки обвиваются вокруг меня, крепко сжимая в объятиях, он поворачивает меня так, что мое лицо сталкивается с сотней других, изображенных на объявлениях. Все эти дети смотрят на меня, наводя дикий страх на мою душу. Я хлопаю по спине Эрнесто и освобождаюсь от него. Взглянув последний раз на щемящие душу бумаги, я поворачиваюсь в направлении музыки. Есть один маленький плюс в отказе от алкоголя, ты начинаешь больше чувствовать, видеть и слышать. А те волнующие звуки гитары, доносящиеся неподалёку, зачаровывают.