Пшеничное зерно. Распятый дьявол - [11]

Эти двое, борцы за свободу, посмотрели на Варуи.

Они провели в лесу семь долгих лет. Но спорить со стариком не стали.

— Что толку в молитвах? — внезапно воскликнул Генерал Р, возвращаясь к прерванному разговору. — Помогли они Кихике? А он-то в них верил! Каждый день Библию читал, всюду таскал ее с собой. Почему же бог не шепнул ему хоть одно словечко — не ходи, мол, это ловушка?

— Ловушка? — торопливо переспросил Гиконьо. — Ты хочешь сказать, что Кихику предали?

— По радио тогда объявили, что его взяли в плен в бою и что почти весь его отряд перебит, — вставила Вамбуи.

Генерал Р. сосредоточенно смотрел себе под ноги и не спешил удовлетворить общее любопытство.

— В тот день он отправился на встречу с кем-то. Он часто ходил в разведку один. И когда расправлялся с Робсоном, тоже никого с собой не взял. Обычно он говорил мне, куда идет, но в тот раз как воды в рот набрал. Все заметили, что он волнуется и радуется чему-то. Но когда его спрашивали, хмурился. И что еще странно — обычно он брал с собой Библию, а в тот день не взял. Наверное, рассчитывал скоро вернуться.

Генерал Р. порылся в карманах, извлек небольшого формата книгу и протянул Гиконьо. Варуи и Вамбуи взволнованно подались вперед. Гиконьо полистал Библию, задерживаясь на подчеркнутых черным и красным строках. Пальцы его слегка дрожали. В семьдесят втором псалме две строфы были обведены красным карандашом.

— Что значат эти красные линии? — спросил Гиконьо с почтительным любопытством.

— А ты прочти, — подсказал Варуи.

«Да судит нищих народа, да спасет сынов убогого и смирит притеснителя. Ибо он избавит нищего, вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника», — прочитал Гиконьо.

Когда он замолчал, комнату вновь затопила тишина. Ее нарушил Генерал Р:

— Кихику словно подменили после того, как он пристрелил Робсона… Вот тут надо кое-что уточнить. — Генерал Р. по-прежнему не поднимал головы. Говорил он тихо, старательно выбирая слова, будто самого себя убеждал в чем-то. И вдруг вскинул глаза на Муго. Теперь все глядели на него.

— Кихика укрылся у тебя в ту ночь. И за это тебя арестовали и отправили в лагерь, так ведь? Припомни, не говорил ли он, что через неделю снова придет в деревню, что ему надо с кем-нибудь повидаться?

У Муго перехватило дыхание и сдавило горло. Он не решался заговорить — боялся, что заплачет. Ни на кого не глядя, он покачал головой.

— А Каранджу он не упоминал?

Муго снова покачал головой.

— Ну что ж. Мы думали, ты сможешь помочь нам. — Генерал Р. замолчал и больше уже не проронил ни слова.

— И кто бы мог подумать… — начал было Варуи, но осекся. Вамбуи жадно разглядывала Библию. Судя по всему, она потрясла ее еще больше, чем сообщение Генерала Р.

— Точно он вырос в семье проповедника… — печально произнесла она. — Или сам хотел стать пастором.

— Он и стал им — верховным жрецом нашей свободы! — воскликнул Варуи. Гиконьо, Вамбуи и Лейтенант Коинанду грустно усмехнулись. Только Муго и Генералу Р. было не до смеха. Все же натянутость исчезла. Гиконьо кашлянул, прочищая горло.

— Генерал, из-за тебя мы едва не забыли, зачем пришли сюда, — произнес он тоном занятого человека. — Но я рад, что и вы с Коинанду здесь. К вам это тоже относится. Слушайте. Партия и деревенские старейшины решили почтить память погибших. В День независимости мы помянем тех, кто сложил головы в борьбе за свободу. Имя Кихики не должно быть забыто. Оно будет жить в нашей памяти, в памяти наших детей и внуков. — Он остановился, взглянул в упор на Муго, и то, что он сказал дальше, обращаясь к нему, было исполнено неприкрытого восхищения: — Я не буду вдаваться в подробности, все мы знаем о твоих заслугах в борьбе. Твое имя навсегда связано с именем Кихики. Генерал уже говорил — ты приютил Кихику, рискуя собственной жизнью. Здесь и потом, в лагере, ты делал для нашей деревни то же, что Кихика в лесу. Поэтому решено, что в торжественный день ты совершишь обряд жертвоприношения в память погибших и во здравие живых. Старики объяснят тебе ритуал. Но главное — ты должен выступить с речью.

В Рунгее, у дерева, на котором повесили Кихику, состоится митинг, и первым говорить будешь ты.

Муго оцепенело смотрел на столб, подпирающий крышу. Слова Гиконьо ошеломили его. Решиться на что-нибудь ему всегда было трудно. Он чурался любого шага, последствия которого были неясны, предпочитал плыть по воле волн, слепо повинуясь року. Тусклый, смиренный взгляд, застывшее как маска лицо…

— Ну, так что ты скажешь? — нетерпеливо спросила Вамбуи, обеспокоенная странным видом Муго. Зато старый Варуи ничего не замечал, простодушно глядел на своего любимца: «Далеко пойдет! Можете мне поверить. Глаза какие!»

— И не надо вовсе, чтобы речь была длинная, — подхватил он. — Важно уметь вовремя остановиться. Скажи хоть слово, но такое, чтобы до сердца дошло. Помнишь, тогда у тебя получилось…

— Чего-чего? — словно очнувшись, переспросил Муго.

— Жители Табаи хотят почтить своих героев. Кажется, все ясно? — обиделся Варуи.

— Знаю я, о чем ты, Муго, думаешь, — вмешался Гиконьо, — хочешь, чтобы оставили тебя в покое. Только одно запомни: человек без людей пропадет, особенно такой, как ты, сирота. Обдумай все и поторопись с ответом: до двенадцатого декабря осталось четыре дня.