Пржевальский - [62]

Караванные животные страдали еще больше, чем люди. Четыре верблюда и одна лошадь пали, а остальные, истомленные высотой, холодами, бескормицей, едва волочили ноги.

Путь, по которому проходили отважные русские путешественники, для многих других путников был роковым. Повесть о страданиях и гибели странников рассказывали людские черепа и кости караванных животных, попадавшиеся по дороге. На одном из переходов путешественники нашли труп монгола-богомольца, уже объеденный волками, грифами и воронами. Рядом лежали посох, дорожная сума, глиняная чашка и мешочек с чаем…

Начался подъем на Тан-ла — самый высокий из всех хребтов, встававших на пути каравана.

Поднимались восемь суток. Шли так медленно потому, что животные, и без того уже усталые, все больше слабели на огромной высоте. Караван двигался по обледенелой тропинке. В некоторых особенно опасных местах посыпали лед песком или глиной для того, чтобы тяжело навьюченные верблюды могли пройти. Навстречу дул студеный ветер, иногда переходивший в бурю.

Пали еще четыре верблюда. Люди выбивались из сил. Когда же они, вконец измученные, останавливались на привал, то часто не могли отыскать на занесенной снегом почве даже небольшой ровной площадки, и тогда поневоле разбивали свои бивуак на кочках.

Особенно трудно было делать съемку. Николай Михайлович, работая с бусолью, опять, как во время первого путешествия, отморозил пальцы обеих рук.

На третий день подъема на Тан-ла путешественники, впервые за все время пути от Цайдама, встретили людей. Это был конный отряд.

Несколько всадников отделились от своих товарищей и с воинственным видом поскакали к путешественникам. «Длинные, косматые, на плечи падающие волосы, плохо растущие на усах и бороде; угловатая физиономия и голова, темно-смуглый цвет кожи, грязная одежда, сабля За поясом, фитильное ружье за плечами, пика в руках и вечный верховой конь — вот что прежде всего бросилось нам в глаза при встрече с еграями», — рассказывает Пржевальский.

Еграи — кочевое северотибетское племя. Пржевальский в своих книгах описал общественное устройство северотибетских племен в конце XIX века.

Путешественник застал эти племена разделенными на «25 хошунов, управляемых родовыми старшинами». Организованные на началах родового строя, хошуны были, вместе с тем, подчинены центральной государственной администрации — «китайским властям из Синина» — и продавали свой скот и продукты скотоводства за «звонкую монету».

Еграй. Рис. Роборовского.

Энгельс указывал, что «родовой строй абсолютно несовместим с денежным хозяйством».[45] Денежное хозяйство разрушало родовой строй кочевых тибетских племен. Именно на этой переходной стадии общественного развития, когда можно наблюдать, по выражению Энгельса, «еще в полной силе древнюю родовую организацию, но, вместе с тем, и начало ее разрушения»[46], застал тибетских кочевников Пржевальский.

Характерным признаком этой стадии Энгельс считал «совершающееся уже вырождение былой войны между племенами в систематический разбой на суше и на море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение ее в регулярный промысел»[47].

Нравы тибетских кочевников описали Пржевальский, его ученик Козлов и другие путешественники. «Летом, как только лошади успеют откормиться, — пишет Козлов, — тибетцы организуют партии для воровских набегов в соседние или отдаленные хошуны. Нередко воровство переходит в открытый разбой».

Из северотибетских племен особенную известность своими разбойничьими повадками приобрели в географической литературе племена еграев и нголоков. «Грабежи караванов, следующих в Лхассу с севера и обратно, в особенности монгольских богомольцев, — пишет Пржевальский, — составляют специальное и весьма выгодное занятие еграев. Они караулят дорогу и перевал через Тан-ла, так что ни один караван не минует здесь их рук». Семенов-Тян-Шанский характеризует племена еграев и нголоков как «издавна привыкшие жить грабежами мирных караванов».

Заметив караван Пржевальского, еграи, вероятно, решили, что это идут монгольские богомольцы. Но когда посланные вперед всадники подъехали поближе, они сильно удивились, увидев людей, которые совсем не походили на монголов, а еграев нисколько не боялись.

«Объясниться мы не могли, — рассказывает Пржевальский, — так как мы не говорили по-тибетски; еграи же не понимали по-монгольски. Кончилось тем, что с помощью пантомим кое-как мы расспросили про дорогу, а еграи получили от казаков несколько щепоток табаку».

Продолжая подниматься на Тан-ла, путешественники почти ежедневно встречали еграев, которые перекочевывали отсюда в бесснежную и более обильную кормом долину Мур-усу. Эти еграи как видно уже были оповещены о появлении необыкновенных чужеземцев и меньше им удивлялись. Путешественники даже купили у кочевников пять баранов и немного масла.

Одно только казалось Пржевальскому подозрительным: подъезжавшие к каравану еграи каждый раз просили путешественников показать свои ружья и, разглядывая их, горячо о чем-то спорили между собой. Через несколько дней выяснилось, что Николай Михайлович имел все основания подозревать недоброе.