Прыжок - [243]

Левис тяжело вздохнул.

— Ну ладно, Сэди, мы уже установили, что ты никого не закладываешь. Ну а теперь ты мне скажешь, в чем дело, мать твою?!

Сэди нервным движением провел ладонями по волосам.

— Джорджио присел к ним за стол и сказал: «Если вы разинете пасть про меня, ребята, про Шри-Ланку и товар, я вырежу вам сердце». Я не смог разобрать их ответ, потому что их лица были от меня скрыты. Но потом Джорджио произнес: «Это был наш бизнес, наш бизнес». И еще он добавил, что все равно им никто не поверит, потому что он — последний человек, которого могли бы принять за растлителя.

Сэди заметил отсутствующий взгляд Левиса и быстро проговорил:

— Я хорошо понял то, что прочитал по губам, мистер Левис. И не пришел бы к вам, если бы это было что-то другое. Судя по выражению лица Бруноса и по его словам, он с ними заодно, это точно. Джорджио их предупреждал о последующих событиях. Предполагалось, что он должен будет прибить их утром, чтобы попасть на пересылочный пункт… Вы еще многому удивитесь. Чего я только не читал по губам в этой тюряге! Так что лучше поверьте мне, мистер Левис, потому что я кладу на кон свою жизнь.

Левис бесстрастно спросил:

— А почему ты это делаешь, Сэди? Тебе-то что за выгода?

Сэди невесело рассмеялся.

— А какая может быть выгода для таких, как я, мистер Левис? Но я имел дело с этими двумя мерзавцами много лет назад, когда еще был ребенком. Они — мразь, мистер Левис. Они убивали маленьких детей. Насиловали, пытали, а потом убивали их. Это я сказал Джорджио, кто они. Я хотел прийти прямо к вам, но он остановил меня. Теперь я понимаю почему. И я также знаю, что у Джорджио есть отель в Шри-Ланке. Или, по крайней мере, какой-то бизнес там. Их случай — это международные педофильные круги, мистер Левис. Они лжесвидетельствовали против других в этом деле. Вот почему они оказались здесь. Никто не видел их лиц ни до, ни после суда. А теперь Джорджио боится, что они могут сорвать с него защитный покров. Не знаю, что заставило его так думать или что они могли ему сказать. Все, что я знаю — я прочитал по его губам. И вы должны что-то с этим сделать. Вы единственный человек, кому я доверил это. А теперь, мистер Левис, моя жизнь в ваших руках. И мой дар отныне в вашем распоряжении. Я так это понимаю.

Левис кивнул, признавая логичность слов Сэди: этот дар, как выразился Сэди, был сейчас Левису весьма кстати.

— Но все же, Сэди, почему ты мне это рассказываешь? Скажи правду. Ну, давай, Сэди, я же тебя знаю! Что на самом деле стоит за всем этим? Ты давно был привязан к заднице Джорджио, и я считал тебя лучшим другом.

Сэди опрокинул в себя остатки виски из стакана и сильно закашлялся, глаза его наполнились слезами из-за непривычки к большим дозам алкоголя.

— Они меня жестоко изнасиловали, когда мне было двенадцать лет. Они покалечили меня, и очень сильно. Я не пожелал бы никому, чтобы с ним случилось такое, мистер Левис. Особенно с маленьким ребенком, скажем, трех лет. Ведь и вы не стали бы мириться с подобным, не правда ли?

Психопат и социопат Дональд Левис — жестокий и порочный человек, сгусток противоречий и собрание извращенных понятий о том, что хорошо и что плохо — не мог ни при каких обстоятельствах смириться с чем-то подобным. Во всяком случае, в тюрьме это точно было невозможно. Никто из нормальных мужчин-заключенных не мог позволить спокойно находиться в тюрьме такого рода извращенцу, кто бы он ни был. На подобные тюремные понятия и опирался в своем поступке Сэди.

— Ты хорошо сделал Сэди, дорогой, — задумчиво произнес Левис. — И, как ты верно подчеркнул, твой маленький дар может оказаться весьма ценным для меня. Теперь я за тобой присмотрю. Ты отныне под моей защитой. Я с этим разберусь, и больше не забивай этим свою маленькую головку.

— Спасибо, мистер Левис, — улыбнулся Сэди.

Он вернулся в комнату отдыха. Джорджио подмигнул ему, когда Сэди сел смотреть фильм «Эммендейл». И Сэди нежно улыбнулся Джорджио, а потом отвернулся к экрану.

Однако Сэди видел перед собой не телеэкран… Ему виделись двое мужчин в темной, вонючей комнате; он ощущал смрад фекалий и крови, смешанный с резким запахом пота, слышал шумное мужское дыхание, насыщенное перегаром от бренди и табачного дыма, а затем — детский плач, в котором были боль и ужас ребенка. Этим ребенком был он, Сэди.

Дэви пришел домой в одиннадцать тридцать вечера полупьяный и очень усталый. Он стянул с себя кожаный пиджак и повесил его на перила лестницы. Зевнув, Дэви прошел в прихожую.

Кэрол ждала его, сидя в кресле. Она не накрасилась, что само по себе стало шоком для Дэви: ему редко доводилось видеть жену без макияжа. На ней была махровая ночная рубашка. На полу, возле кофейного столика, стояли два чемодана.

— Что? Ты опять меня покидаешь, Кэрол? — спросил он ее полушутливым тоном, но с некоторым беспокойством.

Кэрол встала с кресла. Сложив руки на груди, она широко улыбнулась.

— Нет, Дэви, я не покидаю тебя. Я вышвыриваю тебя вон. — Она с удовольствием понаблюдала за его потрясенным лицом, за тем, как он, опомнившись, заскрежетал зубами от злости.

— Послушай, Кэрол, я сегодня не настроен шутить, дорогая. На самом деле я от этого очень далек! — Он сложил указательный и большой палец так, чтобы получилась буква «о». — Далек от того, чтобы ты треснула меня. А если ты будешь настаивать на этом, то я сам не только тресну тебя, но и врежу так, что у тебя будет синий, нет, черный фонарь, мать твою!