Прыжок кита - [8]

Но вот последняя сессия позади, и после – абсолютно заслуженное торжество, которое мы провели на природе, в парке Екатерининского дворца в Пушкине. Судя потому, что мы купались, снегопада уже не было, впрочем, он всё равно не смог бы нас остановить. На следующее утро мы помчались знакомиться с «чехами», правильнее будет сказать, «представляться чехам», как принято говорить на флоте. Но «чехов» на месте не оказалось ни в этот, ни на следующий день. На третий день вышел смущённый Виталий и сказал, что они поехали в Москву «пробивать» наше перераспределение. Гоша махнул рукой и уехал в байдарочный поход, а я остался ждать решения, день за днём приходя к дверям СЛ (спецлаборатории). На дверях стояла охранница, и пройти внутрь было невозможно.

Я не могу объяснить, что заставляло меня приходить на свой скучный пост каждое утро, к началу работы и простаивать там целый день. Выглядело это нелепо, но я не мог заставить себя уйти. Может, я просто решил, что это моя судьба, ещё до того, как познакомился с «чехами», может, всё решила первая короткая встреча, состоявшаяся через некоторое время, может, по-хорошему завидовал молодым и необычайно жизнерадостным людям, которые проносились мимо меня, пересыпая смелыми шутками продолжение какого-то спора, начатого, быть может, несколько дней назад…

Надо мной сжалился мой будущий начальник, хмурый и, по моим тогдашним понятиям, немолодой человек с очень странным именем и фамилией – Вил Емельянович Бандура. Я с ним близко никогда не сходился, поэтому передам мнение о нём моих друзей, которые с ним много работали. Бандура был опытным радиоинженером, который уже в зрелые годы сумел освоить азы вычислительной техники и стать неплохим разработчиком устройств вычислительной машины даже на транзисторах. Причём ему приходилось по крохам собирать те знания, которых ещё не было в учебниках на русском языке, но которые уже вошли в программу подготовки выпускников кафедр вычислительной техники. Поэтому жалостливый Бандура дал мне для изучения технический отчёт по разработке арифметического устройства вновь разрабатываемой вычислительной машины УМ- 1. Был он совершенно уверен, что примерно в течение месяца я не буду мозолить глаза проходящим по лестнице высоким гостям и весёлым молодым сотрудникам.

Тут-то я и совершил свою первую производственную ошибку: я за одну ночь прочитал отчёт, практически всё понял, кроме обоснования принятых схемотехнических решений, в которых я так и не смог разобраться и за всю свою службу в электронной промышленности. Даже появление самых что ни на есть больших интегральных схем не убедило меня, что какие-то там дырки и электроны обеспечивают работу простого транзистора, даже если он помещён в здоровенный корпус с тяжёлым радиатором-теплоотводом.

Зато всё остальное было прочно вбито в наши студенческие головы, проверено на экзаменах и даже написано у нас на лбу: смотрите, мы выпускники старейшей в стране кафедры вычислительной техники! Поэтому следующее утро принесло Вилу Емельяновичу горькую обиду, которой он не заслужил – я вернул ему отчёт и сказал, что отчёт очень хороший, написан прекрасным языком, и я всё понял. Доброжелатели объяснили мне, что Бандура сам разрабатывал это арифметическое устройство, делал это весьма обстоятельно и профессионально, но потратил на работу массу времени и сил – он всё придумал сам, и придумал очень здорово, чем и гордился до моего столь бестактного заявления о правильности, простоте и понятности всех принятых им решений.

Не смог забыть этого унижения отличный радист и успешный самоучка-вычислитель по фамилии Бандура и затаил такое презрение к моему всезнайству, что несколько лет, будучи моим начальником, попросту не замечал меня при встречах в коридоре или на лестнице и старался вообще забыть о моём существовании. Правда, этому правилу он изменил один только раз, когда нам вместе довелось писать контрольную работу на кандидатском экзамене по английскому языку, неуважение к которому явилось одной из причин, заставивших Бандуру самостоятельно разрабатывать основы двоичной арифметики и возможные инженерные приложения этой несложной науки. Так что месяц на лестнице прошёл не напрасно, я уже был готов обсуждать и даже критиковать организацию арифметического устройства.

Были и другие моменты, которые делали ещё более загадочной лабораторию «чехов» на чердаке: несколько раз меня срочно просили очистить лестницу от посторонних, а попросту выгоняли на улицу «погулять»! Один раз я выполнил эту команду каких-то незнакомых мне личностей не слишком торопливо и с трудом разошёлся на узкой лестнице с группой довольно упитанных людей в штатском и нескольких, тоже не слишком худеньких, в морской форме, среди которых один был ещё и с маршальскими погонами на скромной рабочей тужурке.

Нетрудно было понять, что один из них – Главком Военно-морского Флота СССР С. Г. Горшков, а в группе штатских оказался председатель Военно-промышленной Комиссии (ВПК) Дмитрий Фёдорович Устинов – ключевая фигура советской оборонной промышленности в течение многих лет, один из создателей боевой мощи страны в период 30-80-хх годов, будущий секретарь ЦК по обороне, будущий Министр обороны.