Прыжок через невозможное - [2]

А ефрейтор Голиков, томимый нестерпимым молчанием старшего сержанта, тяжело вздыхает, беспокойно ворочаясь с боку на бок, и наконец, не выдержав, спрашивает:

— Может быть, вскроем одну, товарищ старший сержант?

— Непонятное говорите, — недовольно отзывается Брагин, посасывая незажженную трубку, чтобы хоть немного утолить желание закурить.

— Баночка консервов имеется в виду. Как вы насчет этого?

Старший сержант не удостаивает его ответом, но ефрейтор отчетливо слышит звук его презрительного плевка и снова вздыхает.

На рассвете река покрывается испариной. Медленно, будто на негативе проявляемой фотопластинки, вырисовываются из молочной пелены тумана контуры местных предметов. Сначала проступают в разных местах темные пятна особенно густых массивов кустарника, затем, когда легкий ветерок чуть прижимает туман к поверхности реки, — мутные очертания деревьев на другом берегу.

Осторожно высунувшись из кустов, Брагин осматривается. Внимание его привлекают три ветвистых дерева, растущие поодаль.

«Вот и отлично», — думает старший сержант, решив обосновать на одном из них свой наблюдательный пункт.

— Ефрейтор, — шепчет он начавшему было подремывать Голикову, — пока не рассеялся туман, я взберусь на дерево, а вы тут бросьте в реку несколько веток. Нужно определить, как быстро понесет их течение. Разумеете?

— Так точно, разумею! А как же насчет баночки?

— Вот беда! Ну что вы будете с ним делать? Оставить баночку в покое! Подтяните-ка лучше свой ремень на пару дырочек — кто знает, сколько еще придется проторчать тут, — советует старший сержант.

Повесив на шею бинокль, Брагин взбирается на дерево. Сверху туман кажется огромной рекой, широко затопившей местность. Ветерок, подувший вскоре с запада, всколыхивает ее стоячие воды и медленно влечет в сторону фронта.

Старший сержант прикладывает бинокль к глазам и довольно явственно различает вдалеке низкий, прижатый почти к самой воде, мост. По настилу его мчится машина, проходит группа солдат вслед за походной кухней. С двух сторон въезда на мост мерно расхаживают часовые.

Тщательно изучив обстановку у моста и осмотревшись по сторонам, Брагин подает ефрейтору условный сигнал. Голиков, давно уже ожидавший этого приказания, бросает в реку сучковатую ветку. Она ложится на воду метрах в трех от берега и плавно движется вниз по течению. Путь ее, однако, недолог. У извилины реки ее прибивает к берегу и выбрасывает на песок. Размахнувшись тогда посильнее, Голиков бросает вторую ветку подальше, но и ее постигает та же участь. Лишь четвертая, заброшенная почти к противоположному берегу, благополучно минует извилину реки и беспрепятственно плывет к мосту.

Брагин спускает с дерева на бечевке блокнот.

«Ефрейтор, — написано на первой его страничке, — можете попробовать ваши консервы. Четвертая ветка проложила нам трассу к мосту. Отдыхайте до вечера. Мне, пожалуй, придется проторчать здесь дотемна».

Голиков финским ножом проворно вскрывает консервную банку. Отложив из нее половину содержимого, подвязывает затем ее к бечевке и пишет в блокноте:

«Посылаю вам полпорции. Мясные консервы хороши в подогретом виде, но ничего не поделаешь… Приятного аппетита!»

Старший сержант, подтянув консервы, возвращает блокнот с лаконичной надписью:

«Разговорчики!»

Консервы, однако, съедает он, видимо, с аппетитом, так как пустая банка падает с дерева довольно быстро.

До полудня саперы не подают никаких признаков жизни и посланиями не обмениваются. Лишь в час дня Брагин снова спускает с дерева свой блокнот. Голиков читает:

«Теперь проверим — в самом ли деле протянули немцы сеть перед мостом. Пустите-ка к ним сучок поветвистее».

Голиков отыскивает сухую корягу с длинными сучьями, осматривается по сторонам и, размахнувшись изо всех сил, забрасывает ее почти к противоположному берегу. Скрывшись под водой и всплыв затем на поверхность, коряга медленно, будто нехотя, плывет вниз по течению.

«Так и есть. Перед мостом какая-то сеть. Она, к счастью, натянута только над водой. Шевелите мозгами, ефрейтор. Нужно перехитрить фрицев», — пишет Брагин в своем блокноте, как только коряга достигает моста.

Голиков понимает, что сеть сильно затрудняет выполнение поставленной им задачи. Не будь ее, ночью можно было бы спустить на плотике вниз по реке заряд взрывчатки. Достигнув моста, верхнее строение которого находится над самой водой, штырь, укрепленный на плавучей мине, задел бы за один из его прогонов и привел бы в действие чувствительный взрыватель. Если же у поверхности реки перед мостом натянута сеть, то плотик, задев за нее, взорвется раньше времени, и весь замысел тогда полетит к чертям.

Голиков прикидывает в уме и так и этак, тяжело вздыхает, подолгу почесывает затылок, однако, так ничего и не придумав, пишет старшему сержанту:

«Фашисты — гады! Надо же придумать такую пакость! Ума не приложу, как избавиться от этой проклятой сетки».

Спустя несколько минут он получает ответ:

«Бросьте это низкопоклонство перед фашистской хитростью!»

Ефрейтор снова принимается добросовестно чесать затылок. Он так напряженно думает об этой проклятой сети, что она совершенно явственно повисает теперь перед его глазами.