Прыжок через быка - [36]
Сакральная схема видна даже в обычной двери. Вы только посмотрите, разве это не жуткое чудо: два бруса по бокам, соединяющая их сверху перекладина, манящая пустота между ними! Здесь тоже переход, тоже прыжок.
И вообще, это дверь или виселица? Гринев слушает песню, которую завели Пугачев и его товарищи:
Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, – все потрясало меня каким-то пиитическим ужасом».
«Пиитический ужас», «священный ужас» – вот чувство человека (не всякого, а человека чувствительного, посвященного) при встрече с явлениями, в которых сквозит «существенная форма».
Вернемся к сакральной схеме, проявляющейся в лице. В композиции картины Рафаэля «Мадонна в зелени» (1505 года) крест, за который держатся дети (слева – маленький Иоанн Креститель, Иоанн Предтеча, справа – Иисус), отражается как в расположении фигур, так и в лице Девы Марии! Иначе говоря, посредством креста лицо Девы Марии включает в себя ее самое и двух мальчиков: при этом она является носом, а они – глазами. Можно и так сказать: в этой картине мы видим лицо, через фигуры картины на нас смотрит лицо.[102]
Иоанн Креститель чем-то напоминает Энкиду (в смысле причастности к животному началу): носит грубую одежду из верблюжьей шерсти и подпоясывается кожаным ремнем, питаеся диким медом и акридами. И обратите внимание: ему, как Шбаланке, отрезали голову.[103] (И еще: есть одна примечательная архаическая древнегреческая ваза: два льва с двух сторон пожирают человека-жертву, причем лев, который справа, уже откусил голову. Мы говорили уже о мяче: так вот, мячом во время обряда жертвоприношения могла служить голова жертвы.)
Вот еще Иоанн Креститель – на македонской иконе XIV века:
Обратите внимание на львиную гриву волос, власяницу из верблюжьей шкуры. (И на предыдущей картине маленький Иоанн – курчавый.)
В этом смысле примечательны также близнецы Исав («волосатый», будущий охотник) и Иаков. Иаков в решающий момент получения отцовского благословения становится Исавом: во-первых, тем, что делает вид, будто он Исав, во-вторых, тем, что мать обложила его руки и шею кожей козлят. По сути, никакого Исава нет, есть один Иаков, проходящий обряд соединения с мифическим зверем, принимающий звериный облик, надевающий маску.[104] Исав – это маска Иакова, как Иоанн Креститель – маска Иисуса Христа (тоже, кстати, надетая во время обряда посвящения – крещения водой). Имеет место жертвоприношение, что подчеркивается и двумя зарезанными козлятами:
«Когда Исаак состарился и притупилось зрение глаз его, он призвал старшего сына своего Исава и сказал ему: сын мой! Тот сказал ему: вот я.
Исаак сказал: вот, я состарился; не знаю дня смерти моей;
возьми теперь орудия твои, колчан твой и лук твой, пойди в поле, и налови мне дичи,
и приготовь мне кушанье, какое я люблю, и принеси мне есть, чтобы благословила тебя душа моя, прежде нежели я умру.
Ревекка слышала, когда Исаак говорил сыну своему Исаву. И пошел Исав в поле достать и принести дичи;
а Ревекка сказала меньшему сыну своему Иакову: вот, я слышала, как отец твой говорил брату твоему Исаву:
принеси мне дичи и приготовь мне кушанье; я поем и благословлю тебя пред лицем Господним, пред смертью моею.
Теперь, сын мой, послушайся слов моих в том, что я прикажу тебе:
пойди в стадо и возьми мне оттуда два козленка молодых хороших, и я приготовлю из них отцу твоему кушанье, какое он любит,
а ты принесешь отцу твоему, и он поест, чтобы благословить тебя пред смертью своею.
Иаков сказал Ревекке, матери своей: Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий;
может статься, ощупает меня отец мой, и я буду в глазах его обманщиком и наведу на себя проклятие, а не благословение.
Мать его сказала ему: на мне пусть будет проклятие твое, сын мой, только послушайся слов моих и пойди, принеси мне.
Он пошел, и взял, и принес матери своей; и мать его сделала кушанье, какое любил отец его.
И взяла Ревекка богатую одежду старшего сына своего Исава, бывшую у ней в доме, и одела в нее младшего сына своего Иакова;
а руки его и гладкую шею его обложила кожею козлят;
и дала кушанье и хлеб, которые она приготовила, в руки Иакову, сыну своему.
Он вошел к отцу своему и сказал: отец мой! Тот сказал: вот я; кто ты, сын мой?
Иаков сказал отцу своему: я Исав, первенец твой; я сделал, как ты сказал мне; встань, сядь и поешь дичи моей, чтобы благословила меня душа твоя.
И сказал Исаак сыну своему: что так скоро нашел ты, сын мой? Он сказал: потому что Господь Бог твой послал мне навстречу.
И сказал Исаак Иакову: подойди ко мне, я ощупаю тебя, сын мой, ты ли сын мой Исав, или нет?
Предлагаемая вниманию читателей грамматика написана не строгим академическим, а живым, доступным для, понимания языком. Изложение материала ведется в форме рассказа, в стиле устного объяснения. При этом делается акцент на те моменты немецкой грамматики, которые вызывают затруднение. Вместо скучных таблиц вы найдете в книге несколько основных правил-подсказок, которые позволят скорректировать вашу речь "на ходу", в самом процессе говорения, а не вспоминая таблицу после уже сделанной ошибки. Книга предназначена как для начинающих (поскольку не предполагает у читателя никаких предварительных познаний в немецком языке и вводит материал последовательно и постепенно), так и для совершенствующих свой немецкий (поскольку содержит весьма большой материал – вплоть до тонкостей, в которых путаются и сами немцы).
Данная книга посвящена звуковому символизму слов и некоторым другим странным вещам, случающимся в языке, произведении искусства и даже в обыденной жизни.Являясь чем-то вроде ментальной водки, эта книга противопоказана людям, которым и без того хорошо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга посвящена звуковому символизму слов и некоторым другим странным вещам, случающимся в языке, произведении искусства и даже в обыденной жизни.Являясь чем-то вроде ментальной водки, эта книга противопоказана людям, которым и без того хорошо.
В книге рассказывается о фигуре двойника-антипода главного героя в литературе и кино – о фигуре, которая решающим образом влияет на судьбу героя и благодаря этому играет сюжетообразующую роль. Чтобы определить, кто именно является подобной фигурой в конкретном произведении, нужно проследить, на каком персонаже (на его внешности, на его поступках, на происходящих с ним событиях) сходятся, образуя пучок, несколько характерных признаков. Этот – удивительным образом повторяющийся – набор признаков (выявлению которых и посвящена основная часть работы) объединен общим принципом: двойник-антипод представляет собой нечто вроде двери, через которую испытуемый герой входит в смерть (тем самым либо прекращая, либо изменяя свою жизнь)
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.