Прыжок через быка [заметки]
1
Urpflanze – архетипическое растение: «прарастение».
2
Уран – древнегреческий бог неба.
3
Гея – древнегреческая богиня земли, супруга Урана.
4
Здесь имеется в виду Кронос – сын Урана и Геи, после победы над отцом – верховный бог, правитель Олимпа.
5
Эриннии – древнегреческие богини мести. В римской мифологии им соответствуют фурии.
6
Перевод В. В. Вересаева.
7
Текст даю в дословном переводе.
8
Прекрасный вид из этого окна (итал.)
9
Изида (Исида) – первоначально египетская богиня, олицетворяющая плодородие Нильской долины, позднее – также богиня Луны. С распространением ее культа за пределы Египта ее постепенно отождествляют с самыми разнообразными божествами, и, наконец, в глазах своих многочисленных почитателей она становится верховной владычицей всего сущего. (Комментарий, как и сам текст, взят из издания романа в серии «Литературные памятники» 1956 года).
10
Змеи, хлебные колосья – атрибуты Цереры.
11
Черный плащ мог быть эмблемой Луны, часть которой всегда покрыта тенью, подземной богини Прозерпины или оплакивающей Прозерпину Цереры.
12
…чаша в виде лодочки… Корабль был священным символом Исиды – богини моря и покровительницы мореплавателей. Возможно также, что он символизировал разливы Нила.
13
…победных пальмовых листьев. Пальма – эмблема победы.
14
…фригийцы, первенцы человечества… Намек на знаменитый рассказ о египетском фараоне Псамметихе, который, желая установить, какое из человеческих племен самое древнее, приказал, чтобы двое новорожденных мальчиков были изолированы от людей и выкормлены козами. Первым словом, сказанным этими детьми, было «бекос» – «хлеб» по-фригийски. Это убедило фараона, что самый древний народ на земле – фригийцы.
15
Пессинунт – древний город Малой Азии: здесь чтили азиатскую богиню Кибелу, которая была отождествлена с Реей, великой матерью богов.
16
…Минервой Кекропической… Минерва (Афина), покровительница Афин, называется по имени Кекропа, легендарного основателя и первого царя Афин.
17
Диктинна – Артемида, которой критское предание приписывало изобретение рыбацких сетей (сети – по-гречески «диктюон»).
18
Трехъязычные сицилийцы – говорящие на местном сицилийском наречии, по-гречески и по-латыни.
19
Лета и Стикс – река в царстве мертвых и ручей с водопадом в Аркадии, вода которого считалась смертельной.
20
Прозерпина – богиня и царица подземного царства.
21
Церера – древнеримская богиня урожая и плодородия (греч. Деметра).
22
Юнона (Гера) – сестра и супруга верховного бога Юпитера (Зевса).
23
Беллона – каппадокийская богиня войны, фанатичный и кровавый культ которой был перенесен в Рим.
24
Геката (древнегреческая богиня колдовства) отождествлялась с Прозерпиной-Персефоной.
25
Рамнузия (Немезида) – богиня справедливого возмездия, главный храм которой находился в аттическом селении Рамнунт.
26
…Эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца… По представлению древних, Эфиопия была сказочной страной и простиралась к востоку и западу от Нила.
27
Нереида (в греческой мифологии) – морская нимфа, дочь морского божества Нерея.
28
Перевод Б. Лившица.
29
Утнапишти[м] (шумер. Зиусудра) – мифический царь древнего шумерского города Шуриппака, переживший потоп. Имя «Ута-напишта» (так первоначально) значит: «Я нашел жизнь». (Комментарии – из книги «Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилонии и Ассирии». М., 1981.)
30
Шамаш (шумер. Утэ) – всевидящий бог Солнца, небесный судия и защитник справедливости, покровитель предсказателей и гадателей.
31
Сфумато (в живописи) – открытие и изобретение Леонардо да Винчи: размытые, расплавленные контуры и сгущающиеся тени, в которых формы незаметно перетекают друг в друга.
32
Сравните в уже встретившихся нам примерах: «Но прекрасный вид был словно покрыт темной вуалью» (Шницлер), «Но что больше всего поразило мое зрение, так это черный плащ, отливавший темным блеском» (Апулей), «Лобзая грудь ее, фатою прихотливо / Играет бриз, венком ей обрамляя лик» (Рембо), «покрывалом покрыта, незрима людям» (хозяйка богов в «Гильгамеше»), «сквозь облако виделся мне просветленный лик любимой» (Новалис), «Снежинка росла, росла, пока, наконец, не превратилась в высокую женщину, закутанную в тончайшее белое покрывало; казалось, оно было соткано из миллионов снежных звездочек» (Андерсен). Мы еще будем много говорить (в связи с Изидой и морем) о романе Германа Мелвилла «Моби Дик», так вот в нем есть глава, целиком посвященная фонтану, выбрасываемому китом. Писатель говорит «о могучем, туманном чудовище, гордо плывущем по безмятежному лону тропических вод и несущем над своей громадной обтекаемой головой балдахин белого пара, порожденного его непередаваемыми мыслями».
33
В пушкинском «Пире во время чумы» пирующие говорят священнику: «Он мастерски об аде говорит! / Ступай, старик! ступай своей дорогой!» Разумно также поступила бабушка у Андерсена:
«– А может Снежная королева придти к нам? – спросила девочка.
– Пусть только попробует! – сказал мальчик. – Я посажу ее на раскаленную печку, и она растает.
Но бабушка погладила его по голове и завела разговор о другом».
34
«Тут глаза гостя широко открылись, и он продолжал шептать, глядя на луну:
– Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!»
35
Сравните, у Анненского:
36
Сравните с покрывалом Офелии у Рембо.
37
Сравните с платьем и плащом Изиды у Апулея: «многоцветная, из тонкого виссона, то белизной сверкающая, то, как шафран, золотисто-желтая, то пылающая, как алая роза. Но что больше всего поразило мое зрение, так это черный плащ, отливавший темным блеском». И на изображении Изиды из гробницы Сети I вы видели зеленый плащ и красное (или светло-коричневое) платье.
38
Сравните с рекой у Рембо.
39
«На Тебя, Господи, уповаю» (лат.).
40
«Ноги мои»: «statuisti in loco spatioso pedes meos» – «поставил ноги мои на пространном месте».
41
Сравните с оледеневшим сердцем Кая из «Снежной королевы».
42
Перевод М. В. Лозинского.
43
Сравните у Елены Гуро: «В лесу – с каждым мигом ты леснее».
44
Например, у Шарля Бодлера:
(перевод Эллиса)
45
Сравните это с ощущениями Стивена в отрывке из Джойса.
46
Чувство «вернулся домой» возникает при соприкосновении с «первоосновой жизни». Сравните в романе Новалиса «Генрих фон Офтердинген»:
«– Куда же мы идем?
– Всякий путь ведет домой».
47
Здесь имеется в виду баллада Фридриха Шиллера «Истукан Изиды», вот ее концовка (перевод М. П. Михалова):
48
Извините за назойливость, но море вы заметили?
49
Энтелехия – целенаправленность как движущая сила, некое активное, нематериальное жизненное начало, превращающее возможность в действительность.
50
«Страшный поиск» – вот и Гёте говорит об опасности этого пути.
51
Перевод Н. Холодковского.
52
Книга совершенно не научная, как, впрочем, большинство гуманитарных «исследований». Ненаучность – не беда, неприятна лишь претензия на научность. Помимо того что в книге есть, тем не менее, интересный фактический материал, она примечательна тем, что ее взяли на вооружение феминистки и образовали на ее почве свою мифологию – мифологию Великой Богини. Якобы было в доисторическое время всеобщее и повсеместное почитание Великой Богини-Матери, а потом пришли нехорошие воинственные индоевропейцы со своим агрессивным мужским богом и все поставили с ног на голову. Не понимают, дурочки, что Афродита мерещится как раз мужчинам! А женщинам, по идее, должен мерещиться Аполлон! Тогда что получается? Кто пришел и все испортил? (Шутка).
53
В романе Г. Мелвилла «Моби Дик» есть знаменитая глава «О белизне кита» – как раз обо всем об этом, подробно.
54
У Мандельштама не только вода, но и снег может быть «первоосновой жизни». Например: «И снег хрустит в глазах, как чистый хлеб, безгрешен». А также:
55
На изображении Астарты (богини любви и плодородия, но при этом и богини сражений) вы видели черепа под ее ногами.
56
Мы уже заметили это в отрывке из повести Льва Толстого «Казаки».
57
Менады («безумствующие») – спутницы и почитательницы Диониса.
58
Уоллес в рассказе Герберта Уэллса: «Таким образом, в один миг он очутился в саду…»
59
Что-то от Артемиды, как ни удивительно, есть и у пушкинской Татьяны из «Евгения Онегина»:
60
По более ранней версии, Актеон был растерзан псами из-за того, что осмелился утверждать, будто он искуснее Артемиды в охоте.
61
Супчик явно галлюциногенный.
62
В романе Пушкина «Евгений Онегин»:
63
Сравните в «Сказке о царе Салтане»:
64
О зеркале в его отношении к Изиде мы уже говорили и еще будем говорить.
65
То есть сделав невидимым, несуществующим.
66
Пифос – большой глиняный сосуд яйцевидной формы, употреблявшийся в Древней Греции для хранения зерна, вина и т. п.
67
В романе «Моби Дик»: «Желтовато-белый “Пекод” (китобойное судно. – И. Ф.) был превращен в бойню, и каждый моряк стал мясником. Со стороны бы показалось, что мы приносим десять тысяч откормленных быков в жертву морским богам».
68
В романе Мелвилла Измаил в определенный момент переживает нечто подобное, некую перевернутость:
«В ту самую ночь приключилась со мной одна очень странная (и по сей день необъяснимая) вещь. Очнувшись от короткого сна, я испытал мучительное ощущение чего-то непоправимого. Румпель из китовой челюсти, на который я опирался, ударил меня в бок; в ушах у меня раздался глухой гул парусов, заполоскавшихся на ветру; глаза мои вроде были открыты; к тому же со сна я стал пальцами бессознательно растягивать веки. И все-таки, что бы я ни делал, компаса, по которому я должен был держать курс, передо мной не было; а ведь всего только минуту назад я, кажется, разглядывал картушку при ровном свете нактоузного фонаря. Но теперь передо мной вдруг не стало ничего, кроме непроглядной тьмы, чуть бледнеющей по временам от красных вспышек. И над всем этим в душе моей возобладало какое-то властное ощущение, будто быстро летящий этот предмет, на котором я стою, чем бы он в действительности ни был, бежал не к дальним гаваням впереди, а уходил прочь от всех гаваней позади себя. Тяжелое смятенное чувство, подобное чувству смерти, охватило меня. Руки мои судорожно уцепились за румпель, и при этом мне почудилось, будто он каким-то чародейским способом перевернут задом наперед.
Боже мой! что же это случилось со мною? – подумал я. И вдруг я понял: во время короткого сна я повернулся и стоял теперь лицом к корме, а спиной к носу и компасу. В то же мгновение я оборотился назад и едва успел привести корабль к ветру, который неминуемо бы его перевернул. Как радостно, как приятно освобождение от сверхъестественных галлюцинаций этой ночи и от смертельной опасности очутиться за бортом!»
69
Перевод В. С. Семенцова.
70
Помните, об Изиде у Апулея: «Слева и справа круг завершали извивающиеся, тянущиеся вверх змеи».
71
Примерно 8,3 км, 1 стадий = 600 ступней, около 178 м.
72
Здесь так хорошо видна связь Изиды, двойника и расчленяющейся, дробящейся «первоосновы», словно Жерар де Нерваль писал по моему заказу. Он мне подыгрывает (как, впрочем, и все остальные цитируемые авторы). Я и шучу, и не шучу.
73
Аруру – богиня-прародительница, одна из древнейших богинь шумеро-аккадского (и, вероятно, еще дошумерского) пантеона, создательница людей.
74
Урук – один из древнейших и крупнейших городов на самом юге Шумера.
75
Нинурта – бог войны.
76
Сумукан – бог – покровитель зверей.
77
В «Теогонии»:
78
Разговор Ивана-царевича с Бабой-ягой в сказке «Марья Моревна»:
«– Пришел заслужить у тебя богатырского коня.
– Изволь, Иван-царевич, у меня ведь не год служить, а всего-то три дня. Если упасешь моих кобылиц – дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся – торчать твоей голове на последнем шесте».
79
Мяч и есть отрезанная голова, об этом еще будет речь дальше.
80
Смуглость гарпунщика – это уже намек на то, что мы имеем дело с «Тенью». «Тень» часто является в виде человека с темной (или желтой) кожей.
81
Мы уже приводили слова Измаила из начала романа о том, что «глубокий смысл заключен в повести о Нарциссе, который, будучи не в силах уловить мучительный, смутный образ, увиденный им в водоеме, бросился в воду и утонул». Надо также принять во внимание, что описанные здесь события и чувства имеют место в то время, когда Измаил собирается наняться на китобойное судно.
82
«Это благородный, хотя и не благочестивый, не набожный, но божий человек, капитан Ахав. <…> Ахав человек незаурядный; Ахав побывал в колледжах, он побывал и среди каннибалов; ему известны тайны поглубже, чем воды морские; он поражал молниеносной острогой врага могущественнее и загадочнее, чем какой-то там кит. <…> он – Ахав, мой мальчик, а как ты знаешь, Ахав издревле был венценосным царем!
– И притом весьма нечестивым. Когда этот преступный царь был убит, его кровь лизали собаки, верно?»
Есть у Ахава в романе Мелвилла и своя «Тень» – негритенок Пип. У Ахава есть и еще двойники: встреченный им во время плавания веселый, обаятельный капитан, у которого из-за Моби Дика оказалась отрезана рука (у обоих капитанов вместо отрезанных конечностей – протезы из китовой кости, которые они скрещивают, приветствуя друг друга), а также Федалла: «Между тем Федалла молча разглядывал голову настоящего кита, то и дело переводя взгляд с ее глубоких морщин на линии своей ладони. Ахав по воле случая стоял неподалеку, так что тень его падала на парса, а от самого парса если и падала тень, то она все равно сливалась с тенью Ахава, только, быть может, слегка удлиняя ее.
И видя это, занятые работой матросы обменивались кое-какими фантастическими соображениями».
Или еще: «По нескольку часов простаивали они так в свете звезд, не окликнув один другого, – Ахав в дверях своей каюты, парс у грот-мачты; но при этом они не отрываясь смотрели друг на друга, словно Ахав видел в парсе свою отброшенную вперед тень, а парс в Ахаве – свое утраченное естество».
Или еще: «Ахав пересек палубу, перегнувшись через борт, заглянул в воду – и вздрогнул, встретив пристальный взгляд двух отраженных глаз. Рядом с ним, опираясь о фальшборт, неподвижно стоял Федалла».
83
Интересно, как эта схема отражается в облике капитана, особенно в его ногах: «А если бы вы видели в это время лицо Ахава, вы подумали бы, что и в нем столкнулись две враждующие силы. Шаги его живой ноги отдавались по палубе эхом, но каждый удар его мертвой конечности звучал как стук молотка по крышке гроба. Жизнь и смерть – вот на чем стоял этот старик».
84
В ряде произведений Пушкина в роли звериного двойника выступает медведь. В поэме «Цыгане» «Алеко с пеньем зверя водит», в повести «Дубровский» главный герой, которого втолкнули ради шутки в комнатку с медведем, убивает зверя выстрелом из пистолета. Особенно же выразителен (именно как «Тень») медведь, приснившийся Татьяне Лариной в романе «Евгений Онегин»:
85
Сравните с мыслями Юрия Живаго перед приступом, перед самой смертью: «Юрию Андреевичу вспомнились школьные задачи на исчисление срока и порядка пущенных в разные часы и идущих с разною скоростью поездов, и он хотел припомнить общий способ их решения, но у него ничего не вышло, и не доведя их до конца, он перескочил с этих воспоминаний на другие, еще более сложные размышления.
Он подумал о нескольких, развивающихся рядом существованиях, движущихся с разною скоростью одно возле другого, и о том, когда чья-нибудь судьба обгоняет в жизни судьбу другого, и кто кого переживает. Нечто вроде принципа относительности на житейском ристалище представилось ему, но окончательно запутавшись, он бросил и эти сближения».
86
Маше и прямо помогает Изида, явившись ей в облике Екатерины II.
87
И это сначала снится Татьяне в провидческом сне:
«Двойничество» Онегина и Ленского (в смысле героя и его «Тени») довольно явное:
88
И в центре повести – «Прекрасная Дама». Уж Гоголь-то точно ее видел на самом деле, иначе бы не было этой повести.
89
Обратите внимание: и здесь особый обрядовый язык, звериный.
90
«Кто-то, чудилось, блестит / Яркими глазами» (Жуковский).
91
У Джойса: «Душа его замирала, падала в этот новый мир, мир фантастический, туманный, неясный, словно мир подводных глубин». Солнце в таком мире уже не жжет, из палящего превращается в отрадное.
92
В старой разбойнице узнаваема Баба-яга, в разбойниках – проходящие посвящение юноши (поскольку для мифа безразлично, их режут-едят или они режут-едят, а важен сам процесс расчленения-поедания). С разбойниками мы уже встречались в мифе о Дионисе.
93
Здесь видно, что маленькая разбойница – «Тень» Герды. «Тень», вообще говоря, не всегда крупнее героя, но иногда все же используется этот дополнительный прием «тенистости»: значительно больше героя и Франкенштейн у Мэри Шелли, и статуя командора в «Каменном госте» Пушкина. И, конечно, в поэме Пушкина «Медный всадник» памятник больше Евгения.
94
Сравните: «Обнявшись крепче двух друзей».
95
Сравните с Квикегом, который спал с томагавком – возле Измаила.
96
Сравните с несимметричностью в облике Воланда из романа «Мастер и Маргарита»: «Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец».
97
Забавно положение с подмигиванием в «Сказке о царе Салтане»: «Подмигнув другим лукаво, / Повариха говорит…» И превращенный в комара царевич Гвидон кусает ее в глаз, тем самым как бы фиксируя подмигивание, превращая лицо поварихи в маску: «А комар-то злится, злится – / И впился комар как раз / Тетке прямо в правый глаз. / Повариха побледнела, / Обмерла и окривела». В следующий раз досталось ткачихе: «А Гвидон-то злится, злится… / Зажужжал он и как раз / Тетке сел на левый глаз, / И ткачиха побледнела: / “Ай!” и тут же окривела…» На третий раз приходит черед бабы Бабарихи: «А царевич хоть и злится, / Но жалеет он очей / Старой бабушки своей: / Он над ней жужжит, кружится – / Прямо на нос к ней садится, / Нос ужалил богатырь: / На носу вскочил волдырь». Так мы получаем трех фурий с одной общей маской на троих, причем маска выражает сакральную схему. Кто бы мог подумать? Я уверен, впрочем, что Пушкин сделал это бессознательно – точнее, сверхсознательно, по наитию.
98
Сравните с головой Пугачева, кивнувшей Гриневу прямо перед тем, как быть отрубленной. А также с кивающей в ответ на приглашение головой статуи командора в «Каменном госте» или с головой «бронзового кумира» в поэме «Медный всадник»: «…Показалось / Ему, что грозного царя, / Мгновенно гневом возгоря, / Лицо тихонько обращалось…» А также со статуей Изиды в балладе Шиллера:
99
Опять же сравните с участью Евгения в поэме «Медный всадник»: «Но бедный, бедный мой Евгений… / Увы! его смятенный ум / Против ужасных потрясений / Не устоял». Надо сказать, что и сам Пушкин очень опасался сумасшествия, – видимо, как вполне близкой для него опасности (стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума»).
100
Опасность нелюбовного, холодного (или даже враждебного) приглядывания к судьбе, к ее приметам (ведущую к безумию) видит и Мелвилл, сравните: «К этому времени суда уже разошлись, как вдруг, следуя своим диковинным обычаям, стайка безобидных рыбок, которые вот уже много дней преспокойно плыли у наших бортов, ринулись прочь, трепеща плавниками, и пристроились с кормы и с носа по бокам незнакомца. И хотя Ахав во время своих бесконечных плаваний, должно быть, и прежде не раз наблюдал такое зрелище, теперь, когда он был одержим своей манией, для него даже сущие пустяки неожиданно оказывались преисполненными значения.
– Бежите прочь от меня? – проговорил он, глядя в воду. Слова эти, казалось бы, ничего особенного не выражали, но в них прозвучала такая глубокая, безнадежная скорбь, какую безумный старик еще никогда не высказывал».
101
Сравните из «Пира во время чумы»:
102
Интересно у Мелвилла: он подробно описывает голову кашалота, примечательной особенностью которой является то, что глаза расположены по бокам, смотрят в противоположные стороны, обеспечивая двойное восприятие мира, а анфас кашалот «кажется просто божественным». «Ведь вы смотрите не на какую-то определенную точку; вы не видите ни одной черты: ни носа, ни глаз, ни ушей, ни рта, ни даже лица вообще; у него, собственно, и нет лица, а только одна необъятная твердь лба, покрытого бороздами загадок и несущего немую погибель шлюпкам, судам и людям». Здесь та же сакральная схема.
Интересно и то, что Мелвилл подробно описывает технологию отрезания головы кита, а затем дает еще и такую картину: китобойное судно, бока которого уравновешивают две прицепленные к ним головы китов (причем разных видов китов – мифические двойники ведь тоже не одинаковы, один из них – «Тень» другого, один белый, другой черный). И здесь «существенная форма».
Получается вот что: и в «лице» кита мы видим «существенную форму», и в общей картине (судне с двумя китовыми головами) мы видим ее же, видим «лицо» кита.
103
А в повести Гоголя «Невский проспект» художник Пискарев сам перерезает себе горло.
104
Тут я должен поправить самого себя, сделать важную оговорку. С одной стороны, проходящий обряд посвящения – один, а двойник – это всего лишь его «Тень». С другой стороны, «существенная форма» воплощается и в самой жизни, в действительности. Поэтому и Исав может существовать, и Иоанн Креститель, и оба разбойника, распятых возле Иисуса Христа, и Квикег из романа Мелвилла, и Ленский из романа Пушкина. Пройдя через «Тень», человек начинает видеть свою связь с другими людьми, ощущать себя в других и других в себе. Сравните со словами Юрия Живаго: «Человек в других людях и есть душа человека».
105
Тирс – деревянный жезл, увитый плющом и виноградными листьями и увенчанный еловой шишкой.
106
У Кадма, по мифологической генеалогии, было четыре дочери: Семела, Автоноя (мать Актеона), Ину и Агава, мать Пенфея.
107
Имя Эхион ассоциируется со словом echis – «змея».
108
Сравните с тем, что мы говорили о перебрасывании отрезанной головой во время обряда жертвоприношения.
109
Киферон – горный хребет в Греции, между Беотией и Аттикой. Здесь был особенно популярен культ Диониса. На склонах Киферона, по преданию, были растерзаны Актеон и Пенфей, здесь же Геракл убил Киферонского льва.
110
Перевод Иннокентия Анненского.
111
Затем текст произведения резко меняется – будто дальше писал другой человек, брат или двойник автора. Уже и первый том «Мертвых душ» распадается на два тома.
112
Последние слова Гоголя перед смертью: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!»
113
«Одна была старуха, другая молоденькая, шестнадцатилетняя, с золотистыми волосами весьма ловко и мило приглаженными на небольшой головке. Хорошенький овал лица ее круглился, как свеженькое яичко, и, подобно ему, белел какою-то прозрачною белизною, когда свежее, только что снесенное, оно держится против света в смуглых руках испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца; ее тоненькие ушки также сквозили, рдея проникавшим их теплым светом. При этом испуг в открытых, остановившихся устах, на глазах слезы – все это в ней было так мило, что герой наш глядел на нее несколько минут, не обращая никакого внимания на происшедшую кутерьму между лошадьми и кучерами. <…> А между тем дамы уехали, хорошенькая головка с тоненькими чертами лица и тоненьким станом скрылась, как что-то похожее на виденье…»
114
«А началось с того, что один старик откуда-то слышал и помнил и поинтересовался у меня в разговоре, правда ли, что Гоголя зарыли живым, преждевременно, и это потом объявилось, чуть ли не в наши дни, когда вскрывали могилу. Говорят, он лежал на боку.
Никогда не слышал. И вдруг меня точно ударило, что всё это так и было, как старик говорит, и я это знал всегда, знал, не имея понятий на этот счет, никаких фактических сведений, но как бы подозревал, допускал, в соответствии с общим выводом из облика и творчества Гоголя. С ним это могло случиться. Уж очень похоже» (Андрей Синявский «В тени Гоголя»).
115
«– Нет, я не то чтобы совершенно крестьян, – сказал Чичиков, – я желаю иметь мертвых…
– Как-с? извините… я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…
– Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые, – сказал Чичиков.
Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала».
В расположении приятелей видна все та же основная схема.
О мифической основе поэмы «Мертвые души», в частности, о двойничестве у Гоголя (Бобчинский с Добчинским в «Ревизоре» и т. п.), о помещице Коробочке как Бабе-яге и Хозяйке зверей и птиц, об отражении ритуального каннибализма – поедания «мертвых душ» в сцене завтрака Чичикова у Коробочки – очень дельно написано в книге Андрея Синявского «В тени Гоголя».
116
Кроме шуток, особенно хорошо читается Гоголь сейчас, когда россиянам так хочется «наконец чего-нибудь положительного», так хочется видеть Плюс, а в «птице тройке» тем временем едет очередное воплощение Минуса.
117
В повести Гоголя «Невский проспект» в такого «поэта» превратится Пискарев, в повести «Шинель» – Акакий Акакиевич.
118
Раз с усами, то, может быть, это не дельфины, а тюлени? Как у Мелвилла, помните: «Много раз случалось, что тюленей в море принимали за людей».
119
Опять какая-то отрезанная голова, причем чиновничья. Не Башмачкина ли это голова, если без дураков?
120
Эсмеральда – с козочкой, маленькая разбойница из «Снежной королевы» Андерсена – с оленем. Маленькая разбойница – с ножом, у Эсмеральды – «крошечный кинжал, который плутовка носит всегда при себе» (Виктор Гюго «Собор Парижской Богоматери»).
121
В романе Гюго многократно подчеркивается животный облик Квазимодо: он сравнивается с кабаном, львом, медведем, слоном, обезьяной…
122
Помните: «И так же будет залетать / Цветная бабочка в шелку, / Порхать, шуршать и трепетать / По голубому потолку».
123
Сравните: «В этот миг я увидел человека, приближавшегося ко мне с удивительной быстротой. Он перепрыгивал через трещины во льду, среди которых мне пришлось пробираться так осторожно; рост его вблизи оказался выше обычного человеческого роста» (Мэри Шелли «Франкенштейн»).
124
В романе «Моби Дик» негритенок Пип оказывается выпавшим за борт, затем его спасают, но он, пробыв долгое время один на морской глади, становится дурачком: «По чистой случайности его спас в конце концов сам “Пекод”; но с того времени маленький негритенок стал дурачком; так по крайней мере считали матросы. Море, глумясь, поддержало его смертное тело; оно же затопило его бессмертную душу. Однако море не убило ее. Оно унесло ее живую в чудные глубины, где перед его недвижными очами взад и вперед проплывали поднятые со дна морского странные тени обитателей первозданных времен; где скареда водяной по имени Мудрость приоткрывал перед ним груды своих сокровищ; где среди радостных, бесчувственных неизбывно-юных миров Пип увидел бесчисленных и, словно Бог, вездесущих насекомых-кораллов, что под сводом морским возвели свои гигантские вселенные. Он увидел стопу Божию на подножке ткацкого станка, и он стремился поведать об этом; и потому товарищи провозгласили его помешанным».
125
Сравните с фреской, давшей название этой книге.
126
Тоже, кстати, двойник с ножом.
127
Мерлушка – мех ягненка в возрасте до двух недель грубошерстной породы овец.
128
Сравните с мыслями Юрия Живаго о русской песне: «Русская песня, как вода в запруде. Кажется, она остановилась и не движется. А на глубине она безостановочно вытекает из вешняков и спокойствие ее поверхности обманчиво. Всеми способами, повторениями, параллелизмами, она задерживает ход постепенно развивающегося содержания. У какого-то предела оно вдруг сразу открывается и разом поражает нас».
129
У Мелвилла: «Ведь какой-то смысл таится во всех вещах, иначе все эти вещи мало чего стоят, и сам наш круглый мир – ничего не значащий круглый нуль и годен лишь на то, чтобы отправлять его на продажу возами, как холмы под Бостоном, и гатить им трясину где-нибудь на Млечном Пути».
130
Спермацет – белое воскообразное вещество, заключенное в особый мешок в голове кашалота (используется в парфюмерии, медицине и технике).
131
Традиционных львов, охраняющих вход во дворец или банк, – сколько их: два? Или все же это один лев (а у вас в глазах двоится)? Первоначально – один, и вы попадаете ему в пасть.
132
Так в повести Достоевского «Двойник» он появляется после того, как господин Голядкин теряет калошу. И тут же появление двойника (и погоня за ним) подчеркивается приставшей к Голядкину «затерянной собачонкой».
133
Шведка дальше демонстрирует речь на разных языках, как бы может говорить на всех языках. Ей все равно, она ведь дельфин, а не человек.
134
Зеленый луч, морская роза, белый кит… Роман же Жюля Верна стоит прочесть: он примитивен и мудр одновременно, как детский рисунок. Там можно найти многое из того, о чем мы говорили. Одни только «близнецы-антиподы» чего стоят:
«Братья Сэм и Сиб не могли скрыть своей радости, что племянница их вышла за Оливера.
– Я так счастлив, – сказал Сэм, – что часто, сидя один, бессознательно улыбаюсь.
– А я плачу от счастья, – добавил Сиб.
– Ну, господа, – вежливо заметил Урсиклос, – это, кажется, первое разногласие в вашей жизни: один плачет, другой улыбается.
– Это одно и то же, – уточнил Оливер Синклер.
– Конечно, – добавила миссис Синклер».
135
Мы видели грозные, гибельные статуи у Пушкина, символизировавшие окаменевшую, омертвелую жизнь. А здесь все точно наоборот.
136
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.
137
Тут Лоик напоминает разговор, который шел у него дома с гостями о метемпсихозе. Ядвига – типичная дама со сдвигом, говорящая о мистическом так, словно все тайны мира у нее в сумочке.
138
И мир зверей, и петрушка с копной волос и маской – все это нам, конечно, на руку.
139
«– Да вот они сами! – крикнул громкий голос; он поднял голову.
Дворник стоял у дверей своей каморки и указывал прямо на него какому-то невысокому человеку, с виду похожему на мещанина, одетому в чем-то вроде халата, в жилетке и очень походившему издали на бабу. Голова его, в засаленной фуражке, свешивалась вниз, да и весь он был точно сгорбленный. Дряблое, морщинистое лицо его показывало за пятьдесят; маленькие заплывшие глазки глядели угрюмо, строго и с неудовольствием.
<…>
– Вы меня спрашивали… у дворника? – проговорил, наконец, Раскольников, но как-то очень негромко.
Мещанин не дал никакого ответа и даже не поглядел. Опять помолчали.
– Да что вы… приходите спрашивать… и молчите… да что же это такое? – Голос Раскольникова прерывался, и слова как-то не хотели ясно выговариваться.
Мещанин на этот раз поднял глаза и зловещим, мрачным взглядом посмотрел на Раскольникова.
– Убивец! – проговорил он вдруг тихим, но ясным и отчетливым голосом…»
140
Духота в романе «Преступление и наказание» многократно подчеркивается. Этим подчеркивается атмосфера, в которой выбор невозможен, предопределен. Подчеркивается особое (несвободное) пространство.
141
И луну вспомните.
142
Салоп, халат, тулуп, шкура…
143
Статуя!
144
Сравните это с «сумасшествием» Фелиси, Джельсомины…
145
Гроденапль – особый род плотной шелковой материи.
146
Иными словами, здесь шесть стоп. Каждая ямбическая стопа – это сочетание безударного и ударного слогов. Стих (то есть строка) шестистопного ямба, кроме того, обязательно распадается на две половинки, между которыми слышна пауза – цезура. Такой эффект достигается тем, что третья стопа совпадает с концом слова.
147
Дрессированного медведя там тоже в определенный момент проводят.
148
Например, в рассказе Проспера Мериме «Венера Илльская» таким двойником главного героя выступает смуглый арагонец, играющий с ним в мяч (вот-вот!). Цвет кожи арагонца показывает его причастность к бронзовой Венере, которая представляет собой оживающую статую (губящую главного героя): «Вопреки ожиданиям Альфонс пропустил первый мяч; правда, мяч скользнул по земле, пущенный с необыкновенной силой одним арагонцем, который, казалось, был главарем испанцев. То был человек лет сорока, худощавый и нервный, шести футов ростом, с кожей оливкового цвета, почти такою же темной, как бронза статуи Венеры».
149
Кстати сказать, интересный двойник возникает во сне Вронского (в романе «Анна Каренина») после того, как тот был вынужден сопровождать иностранного принца и угощать его разными забавами петербургской ночной жизни. При этом в принце (как и говорится в романе) Вронский узнает, словно в зеркале, самого себя – такого, каким он был раньше, отчего «принц был особенно тяжел Вронскому». Побывали они и на медвежьей охоте (что тоже знаменательно). И вот появляется звериный двойник: «Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. “Что такое? Что? Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик-обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенной бородкой, что-то делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова”».
150
Как в фильме Ромера «Зеленый луч» оно подчеркнуто голыми грудями шведки. Я тогда не стал этого писать, подумав, что вы все равно не поверите. Нужен был еще один пример.
151
Двойником Гарри (главного героя) выступает, во-первых, он сам – в своей ипостаси степного волка, во-вторых, музыкант Пабло, «экзотический красавец-полубог», с которым его знакомит Гермина – его «Прекрасная Дама»:
«…познакомила меня с саксофонистом, смуглым, красивым молодым человеком испанского или южноамериканского происхождения, который, как она сказала, умел играть на всех инструментах и говорить на всех языках мира».
Потом Гарри замечает и «его сияющий, его прекрасный звериный взгляд».
Двойничество в романе подчеркивается и тем, что Гермина напоминает главному герою его друга детства – Германа. Такой вот переплет: внутренний двойник, внешний двойник, двойник в «Прекрасной Даме».
152
А также: кинжал Гильгамеша, «длинный нож» Онегина, нож Рогожина, нож Дзампано…
153
«…и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее».
154
Узнаете взгляд «Тени»?
155
Перевод Вильгельма Левика.
156
Подобным же образом, как бы выплывая из сна, является в первый раз Свидригайлов Раскольникову.
157
Сравните с оживающими статуями, о которых мы говорили раньше.
158
О снежной буре как мифическом звере в «Капитанской дочке» Пушкина мы уже говорили.
Предлагаемая вниманию читателей грамматика написана не строгим академическим, а живым, доступным для, понимания языком. Изложение материала ведется в форме рассказа, в стиле устного объяснения. При этом делается акцент на те моменты немецкой грамматики, которые вызывают затруднение. Вместо скучных таблиц вы найдете в книге несколько основных правил-подсказок, которые позволят скорректировать вашу речь "на ходу", в самом процессе говорения, а не вспоминая таблицу после уже сделанной ошибки. Книга предназначена как для начинающих (поскольку не предполагает у читателя никаких предварительных познаний в немецком языке и вводит материал последовательно и постепенно), так и для совершенствующих свой немецкий (поскольку содержит весьма большой материал – вплоть до тонкостей, в которых путаются и сами немцы).
Данная книга посвящена звуковому символизму слов и некоторым другим странным вещам, случающимся в языке, произведении искусства и даже в обыденной жизни.Являясь чем-то вроде ментальной водки, эта книга противопоказана людям, которым и без того хорошо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга посвящена звуковому символизму слов и некоторым другим странным вещам, случающимся в языке, произведении искусства и даже в обыденной жизни.Являясь чем-то вроде ментальной водки, эта книга противопоказана людям, которым и без того хорошо.
В книге рассказывается о фигуре двойника-антипода главного героя в литературе и кино – о фигуре, которая решающим образом влияет на судьбу героя и благодаря этому играет сюжетообразующую роль. Чтобы определить, кто именно является подобной фигурой в конкретном произведении, нужно проследить, на каком персонаже (на его внешности, на его поступках, на происходящих с ним событиях) сходятся, образуя пучок, несколько характерных признаков. Этот – удивительным образом повторяющийся – набор признаков (выявлению которых и посвящена основная часть работы) объединен общим принципом: двойник-антипод представляет собой нечто вроде двери, через которую испытуемый герой входит в смерть (тем самым либо прекращая, либо изменяя свою жизнь)
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.