Прынцик - [26]

— Пожалуйста.

— Славная лавчонка!

— Это мой брат и невестка. Думаю, придется их оставить.

— А это племянник.

— Но как же?…

— Это не ваши полки. За них еще не рассчитались со мной. Я столяр. Я их делал. С вас сто серебряных долларов.

— Но у меня нет денег. Повремените, прошу вас.

— Ничего не знаю!

"А сострадание? — надрывался голос. — Есть ли оно у тебя?". Гости же множились, занимали лавку, обживались, галдели, затирая владелицу вглубь, к полкам, в темноту, пока она не растворилась в ней совсем, взмахнув напоследок рукавом ципао.

Тишина.

Оглушительная. Болезненная. Только что стоял гомон, шелестели листья, стучал деревянный каблук, ползал ребенок.

И внезапно — ш-ш-ш-ш…

То ли ветер, то ли дрожь земли — рассыпалась в труху лавка, облетело небо, в искусственный свет ужалось солнце, за бархат кулисы спрятались дома, и вся Сычуань провалилась разом. Цементная пыль растаяла будто снег. Бледными бабочками разлетелись ципао, и актеры, оставшиеся в одежде, в свитерах и брюках, юбках и блузках, рубашках и джинсах, все равно казались как голые.

Женщина за столом выдохнула и стала выше ростом, изменила разрез глаз, стиснула скатерть. Шен Де. Шен Де. Галка. Да, Галка. Кажется, она.

Я — Галка.

Ни звука. Ни слова. Ни шевеления.

Провал, подумала Галка и, одними губами прошептав: "Извините", выскочила в коридорчик к гримеркам. Тишина преследовала ее по пятам. Даже отсеченная дверью, замерла с той стороны.

Жуткий провал.

— На ши шенма? — произнес неожиданно Суворов.

И понял вдруг, что это не те слова, чужие. Странно.

— Что это было? — повторил он уже по-русски.

Но вопрос остался без ответа.

Затем кашлянул Хабаров, со всхлипом втянула воздух Абаева, и тишина треснула, порвалась, наполняясь скрипами кресел, шорохом одежд, шагами, взмахами рук, движением тел, возгласами и горловыми звуками.

— Ни хрена ж себе! — выдавил Песков, выпрямляясь, избавляясь от прищура и фантомной хромоты. — Черт!

В спину Игорю Борисовичу выстрелило, и Веснина, очнувшись, принялась массировать ему поясницу. Костоглотов осматривал сцену и кулисы, словно ожидая чего-то, стучал по столу. Сим-сим, откройся! Хабаров тер лицо. Сивашова хихикала, закрыв рот ладонями. Глаза ее были безумны. В зале выпал из кресла Казимирчик и так и застыл, неудобно подвернув ноги и глядя в пустоту. Абаева полезла в антилопий портфель за валокордином. Суворов поймал себя на том, что стоит, даже поднял руку, но зачем стоит и для чего поднял, ответить себе не смог.

Хлопки, раздавшиеся с верхнего ряда, заставили его вздрогнуть.

Он обернулся — у самых дверей, запахнутый в черное пальто, с затянувшимся на горле серебристым шарфом, из-под широкополой шляпы поблескивал очечками Неземович.

— Вы видели? — спросил Неземович, уколов собрата по режиссерскому ремеслу острым стеклянным взглядом.

Ладони в перчатках, будто по инерции, хлопнули в последний раз.

— Я? — уточнил Суворов. — Я — да. Но это… Это что-то…

— Это чудо, — заявил Неземович, спускаясь. — Чу-до. Чудеса. Которых в нашем мире уже… — Он вытянул шею. — Только я почему-то не вижу главной героини.

Сердце Суворова, трепыхнувшись, дало сбой.

— Она была. Она, правда, по старому, оригинальному еще тексту… — он покраснел, сообразив, что все его ремарки, вставки и подчеркивания, все его потуги осовременить Брехта — ничто по сравнению с Галкиной игрой. Ох, даже меньше, чем ничто.

— Это, батенька, дар, — сказал Неземович. — А дару не прикажешь — работает, как умеет.

Мелькнуло серебро шарфа, и фигура в пальто, приветственно коснувшись полей шляпы двумя пальцами, проскользнула к сцене мимо Суворова. Он поспешил за ней, уминая пьесу во внутренний карман пиджака.

— Вы, извините, но мы уже репетируем, — торопливо заговорил он в спину Неземовичу. — Я Галину Ивановну вижу в главной роли…

— Разумеется, — не оборачиваясь, качнул шляпой Неземович.

— А вы можете взять Аллу Львовну.

Неземович резко развернулся.

— Вы умеете обращаться с чудом? — спросил он громко.

— Э-э… вы, собственно, о чем? — растерялся Суворов.

— Понятно. Так, — Неземович хлопнул перчатками, обращаясь к труппе, стеклышки очков весело сверкнули, — господа актеры, завтра вечером я начинаю ставить у вас "Бесприданницу". Обещаю вещь не на один сезон. Вчерне я уже знаю, кто кого будет играть. Кое-кого просмотрю дополнительно. Но изначально хотелось бы поговорить с внезапно исчезнувшей Галиной Ивановной, фамилии которой, к сожалению, не знаю. В гримерки не пойду, поэтому, кто-нибудь уж будьте добры…

…Мама пахла полевыми цветами и грибовницей.

Галка уютно устроилась у нее на коленях, а на собственных колешках держала книжку с самым-самым рисунком на развороте. Там, блистающий белым и золотым принц летел по воздуху на темном, как ночь коне, а под конем проплывали лес, река и избушки с огоньками окон. А еще маленькие фигурки людей размахивали руками. "А он куда спешит?" — спрашивала Галка, водя по принцу пальчиком. "Он спешит к своей любимой", — отвечала мама. "К кому? К Василисе?". "Да, к девушке, которую он любит больше всего на свете". "А ко мне тоже прилетит принц?" — Галка вывернула голову, чтобы видеть мамино лицо. Мама поцеловала ее в лоб. "Обязательно. Только принцы бывают разные. Они могут и не летать, а просто ходить с тобой по одной улице или в одну школу". "А как же я тогда узнаю своего принца?" — удивилась Галка. "Не знаю, — вздохнула мама. — Наверное, без него весь мир будет казаться тебе ненастоящим, серым, нереальным". "Сказочным?" — подсказала Галка. "Нет, — улыбнулась мама, — скорее, как кино или как сон. Ты будто живешь, но все никак не можешь проснуться".