Прыгай - [5]

 – бросил он вдогонку.

– Он ведь вернется, – произнесла Хельга, нарезая помидоры.

– Что ж, у него есть время придумать достойный ответ. – Оливер взял кастрюльку с длинной ручкой и ловко подбросил ее. – По крайней мере, что-то более интересное, чем тот жест, который, я уверен, он мне мысленно продемонстрировал.

Сердце напомнило о себе иголками боли. Хельга очнулась от воспоминаний, несколько раз моргнула. Пора. Сняв крышечку, она обнаружила два аккуратно сложенных листочка. Ее записка была на клетчатой бумажке, которую Оливер без угрызений совести вырвал из блокнота Матиаса. Достав ответное послание, она не на шутку разволновалась. Стоит Хельге увидеть знакомый почерк, голос Оливера тут же зазвучит в ее голове, читая написанное.

Тук.

Тук-тук-тук.

Тук-тук.

Тук.

С этим нужно покончить прямо сейчас.

Крепко зажмурившись, Хельга развернула листочек. Когда она взглянет на него, назад дороги не будет, и семьдесят восемь дней тишины взорвутся отчаянным криком боли. Когда она взглянет на него, призраки прошлого тут же настигнут ее, поймают и утащат за собой. Когда она взглянет… Когда. Сейчас. Уже.

Хельге не сразу удалось разобрать размашистые буквы. Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и прочитать:

«Я могу любить тебя вечно… а ты даже не догадываешься».

Слова обрушились на Хельгу: острая вспышка боли пронзила тело. Сердце замерло. Она не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть. Комната перевернулась с ног на голову, а потом закружилась с такой силой, что начало мутить.

Главное не паниковать. Если Хельга сейчас потеряет сознание, то может пролежать здесь несколько часов, а то и больше. Матиас с ума сойдет. А потом и родители, которым он сразу же позвонит. Левая рука онемела и не слушалась, а вот правая еще худо-бедно работала. С невероятным трудом Хельга достала из кармана телефон и попыталась включить его.

Новая волна боли в груди заставила ее заскулить. Хельга судорожно изогнулась, и мобильный выпал из руки, глухо стукнувшись о пол. Свет вокруг померк. Тьма подбиралась все ближе, окутывая со всех сторон и куда-то унося.

Тук. Тук. Т…

Говорят, в такой момент перед глазами пролетает вся жизнь.

2

Вдох. Прохладный ветер развевает длинные волосы. Выдох. Утренний воздух бодрит и освежает. Вдох. Она бежит с такой скоростью, что, кажется, ноги не касаются земли. Выдох. В предрассветной тишине каждый шаг гулким эхом отдается от стен домов дремлющего города. Вдох. Желание взлететь распирает изнутри. Выдох.

Хельга вытянула руку и, ухватившись за фонарный столб, перепрыгнула стоявшую на пути деревянную скамейку с изогнутой спинкой. Подошвы мягко коснулись брусчатки, и, грациозно приземлившись, она перешла на медленный шаг. Непривычная боль в груди усилилась, отдаваясь тупым покалыванием в левой руке. Пошевелив пальцами, Хельга всмотрелась в ладонь, словно надеялась, что хитросплетение линий подскажет ей, в чем дело. Возможно, виной всему изнурительные тренировки, которых стало значительно больше, когда их команда прошла в полуфинал соревнований по паркуру и свободному бегу. Возможно, ей просто надо отдохнуть.

Шаги за спиной становились все более отчетливыми, и уже через несколько мгновений послышался сдавленный голос:

– Выпендрежница! – запыхавшийся Оливер догнал Хельгу и, недовольно покосившись на нее, добавил: – Бэмби, я догадывался, что ты ужасная, но чтобы настолько – это для меня новость! Без зазрения совести оставила меня плестись далеко позади…

Хельга остановилась.

– Ты бы меньше красовался перед парнями, глядишь, бежал бы быстрее.

– Да как ты можешь? – притворно ужаснулся Оливер. – Я исполнял свои лучшие трюки, а ты…

Закончить ему помешали Ян и Томаш, которые появились следом. Не то перепрыгнув, не то перевалившись через скамейку, они впились в Хельгу сердитыми взглядами.

– Как тебе это удается? – Ян расстегнул молнию нейлоновой куртки. – Четверо парней не смогли за тобой угнаться, а ты даже не запыхалась!

– Я ведь говорил вам, что она дьявол. – Томаш театрально мотнул головой, отбрасывая с глаз непослушные прядки.

– Возможно, – согласился Оливер. – Но мы зовем ее Бэмби.

Ян фыркнул.

– Мультяшный олень? Не хочу тебя расстраивать, но если здесь и есть олени, то это мы. По крайней мере, на ее фоне…

– Девочки, не стоит преувеличивать, – улыбнулась Хельга. Парни всегда злились, стоило ей в очередной раз обойти их. – Кстати, а где Матиас?

Она оглянулась, но кроме них четверых на улице никого не было.

Томаш потянулся, разминая спину.

– Плетется где-то позади вместе с Френцисом и Лидией. Не знаю насчет вас, но меня этот итальяшка сводит с ума! – скорчив кислую мину, он продолжил неестественно высоким голосом: – Но, Томач, но! Пицца перфект, пер фаворе… О, паста беллиссима! Си! Граце милле, сеньорита Хельга. Си! – Жестикуляция Томаша сейчас была достойна настоящего итальянца. – Капиши, Томач? Но? Дио мио!.. А потом он взмахивает руками и повторяет слово, которое я никак не запомню.

– В следующий раз спроси его, что это значит, – хохотнул Ян. Его бабушка была итальянкой и научила внука разговаривать на своем родном языке еще в детстве. Теперь он мог свободно общаться с Френцисом, за что тот просто обожал Яна.