Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - [72]

– Лады, я усек, – говорит Картер, выбирая место на больничной стоянке.

– Или карандашиком в камин тыкаешь… соломинку в амбарные ворота суешь, – не унимаюсь я.

– С чегой-то я вот сейчас возбуждаюсь? – вопрошает Картер, ставит машину на свободное место, и мы выходим из нее.

– Ты не в утробное ли порно играть вздумал? Ты ж не собираешься заставить меня, играя, взять да и покакать на тебя? Ты мне сейчас скажи, чтоб я смогла тебе это колечко назад отдать.

Картер машет на меня рукой, и мы идем к лифту, поднимаемся в родильное отделение. Только от меня не отмахнешься. О нет, от меня не отмахнешься!

– Порно в утробе… бе-бе… боп-тили-доп, йе-йе! – распеваю я, заходя к сестрам в предбанник и вручая им направление и прочие бумаги.

Сестра бросает на меня недоуменный взгляд, а потому я чувствую, что просто должна разъяснить ей, чем вызван выбор такой песни. И я говорю:

– Мой жених хочет, чтоб я на него покакала. Боп-тили-доп, йе-йе!

– От, Иисусе, извините. Даже не знаю, что это в нее с утра вселилось, – объясняет жених, сурово поглядывая на меня.

– Это еще цветочки, – смеется сестра. – Просто нервы. Поверьте, я и кое-что похуже слышала от других женщин при поступлении.

Какие нервы? Я не нервничаю. Я уже делала это раньше. Делов‑то.

– Мы вас поместим в операционную, поставим капельницу и попросим заполнить бланк регистрации. Придет доктор и поговорит с вами. И анестезиолог тоже. Я забегу попозже, дам вам лекарства выпить. Малюсенькая такая мензурочка жидкости, которая поможет вам, если вдруг во время операции тошнота появится. После этого – вперед! – деловито перечисляет сестра.

Что же я, едрена-мать, наделала? Поворачивай назад, ЖИВО!

– Я передумала. Может, я и впрямь хочу черную дыру на месте влагалища. Что в этом плохого? Больше не понадобится носить с собой сумочку. Смогу просто все к себе в шахну засовывать. «Ах, тебе ручка нужна? Погоди, у себя во влагалище посмотрю. Что говоришь? Есть ли у меня фонарик? Дай-ка я во влаг руку суну и выясню», – бормочу я Картеру. – Пойдем домой. Мы можем дома роды устроить, прямо в ванне. Может, оно и тесновато, но, могу спорить, мы оба в ней уместимся.

– Можно нам немножко морфия вколоть? – спрашиваю я сестру.

Та только хмыкает, провожает нас в операционную, тут же усаживается за компьютер и принимается деловито клацать по клавишам, а Картер, положив мне ладони на плечи, усаживает меня на кровать.

– Все получится прекрасно. Дыши глубже, – говорит он мне.

– Мне сейчас распластают живот и вытащат оттуда человеческое существо, Картер, – нюню я.

– Знаю, малышка. Я тоже нервничаю. Но ты же уже делала это и знаешь, чего ожидать. Ты знаешь, что тебе предстоит почувствовать, ты знаешь, сколько времени это займет, и ты знаешь, что в конце этого получится… мы наконец-то сможем увидеть наше дитя, – говорит он с улыбкой, наклоняется и целует меня в лоб. – По крайности, сможем выяснить, Кармела у нас или Тони.

– От уж чего не думаю. Мы уже обсуждали это с тобой, и мы НЕ назовем этого ребенка именами каких-то жополизов из «Клана Сопрано». Сейчас же выбрось эту мысль из головы, – велю ему я.

– Какая же ты губительница мечты! Тебе это известно? – недовольно вздыхает он.

* * *

– Только помните, Картер, – предупреждает врач, – когда ребенка извлекут, мы вас позовем подойти сюда, к концу операционного стола – снимайте, любуйтесь на свою кроху, смотрите, как ее чистят, измеряют и взвешивают. Но не забудьте: что бы вы ни делали, не смотрите на Клэр.

– О чем это он, черти его съешь? – шепчет мне в ухо Картер.

Я лежу на операционном столе, раскинув руки в стороны буквой «Т», и накрепко к нему припечатана. Громадная голубая занавеска, закрепленная на двух стойках для капельниц, стоящих по обе стороны стола, стратегически повешена так, что я ничего не вижу дальше своих сисей. Когда мне делали кесарево с Гэвином, я еще гадала, в чем великий смысл водружения этой самой занавеси. Может, мне хотелось поглядеть, что там творится, внизу, и убедиться, что врачи не напортачат. Потом, несколько месяцев спустя, я увидела по медицинскому телеканалу, как делают кесарево, и едва удержалась от рвоты. Совсем НЕ ТА КАРТИНКА, которую хоть когда-то захочется увидеть с собой в главной роли, помяните мои слова.

– Совершенно уверена, им просто не хочется, чтоб ты разглядывал меня со свисающими повсюду кишками и натерпелся страху, – говорю ему я.

– О'кей, Клэр, – говорит мне доктор, – сейчас вы вдоволь насладитесь ощущением, будто из вас вынимают душу, пока мы будем извлекать ребенка.

Эту часть операции я точно с прошлого раза помню. Не очень больно, но всамделе охренеть как жутко. Будто кто-то обеими руками ухватил тебя за кожу живота и рывками дергает ее повсюду. А болезненней всего то, что я знаю: куда-то туда, в нутро моего живота по плечи залез доктор.

Картер сидит на табуретке прямо возле моей головы, сразу за анестезиологом и то и дело смахивает с моих глаз случайно выбившиеся из-под больничной шапочки легкие прядки волос. Он неустанно спрашивает, как у меня дела, и каждые несколько секунд целует в лобик, говоря при этом, как он меня любит и как гордится мной. Он такой сильный, и это еще раз напоминает, как же мне повезло, что в моей жизни есть такой потрясающий мужчина.