Прямое попадание - [5]
Взрослый парень сидел на полу у батареи и возился с двумя раскрасневшимися пацанками, визжавшими от восторга, парень ругался, лениво отпихивался, а те все хотели его побороть, победить... По комнате летали бумажные голуби, пацаны сидели на полу и о чем-то спорили. Андрей стянул треух с мокрой головы.
В стороне от всех находился Данилин: бледнокожий, молчаливый мальчик, взгляд больших серых глаз всегда насторожен, у него были симметричные, слегка вывернутые губы. Данилин имел привычку говорить очень громко и горячо, начинал всегда неожиданно. Какие тогда у них могли быть споры? Но Данилин вел себя как профессиональный спорщик - спорил до конца и не на шутку обижался, когда его перебивали, не важно кто: Екатерина Ивановна или сверстники- Данилин отворачивался, смотрел в потолок, на глазах у него появлялись слезы: не хотят слушать, а потом будут говорить...
Андрей не мог долго смотреть на лицо Данилина: так тонка его белая кожа, что около глаз всегда просвечивали синие кровеносные сосуды. Андрею хотелось, чтоб спор Данилина с Соловьевым скорее продолжился, чтобы пацаны в комнате перестали на него пялиться. Данилин нервно ходил- нет, нервозность его натура, он просто ходил по комнате, глядя в потолок и посвистывая. Он даже на уроке однажды засвистел, неожиданно для себя - Данилин духарился редко, а свист его был ни к селу, ни к городу, в самом интересном месте объяснения урока. Данила сразу зажал пальцами рот, дескать, случайно, простите, и впился глазами в Екатерину Ивановну - может, сделает вид, что не слышала. Но Екатерина Ивановна была раздосадована - объяснение шло так гладко, класс слушал так сплоченно, как бывает редко, и это истинное для всякого преподавателя наслаждение было разрушено так глупо! И она выгнала его из класса. Данилин и сейчас свистел и морщил лоб частыми, по-женски страдальческими, симметричными складками, хотя его никто не бил, и он даже не плакал, а наоборот, его воспаленно-красные глаза смотрели уверенно и весело.
Андрей чувствовал искренность Данилина и очень переживал за него, но дружбы у них не было. Они даже почти не разговаривали: по тому, как Данилин никогда на большой перемене не просил у него "сорок восемь", а только глядел на более сильных и сплоченных Чудакова и Исаева, Андрей догадывался, как тот хочет есть, но предложить боялся - остальные заметят: почему ему, а не мне? Данилин и в школе обычно держался особняком, никогда не заражался общим настроением, но всегда оценивал со стороны, а потом уж действовал, поэтому казался немного заторможенным. Однажды он отказался от какой-то общей игры и вдруг, когда все уже считались, влетел в круг, возбужденный, странно веселый, его одернули, и он обиделся, никем не понятый.
Так Назаров и не подружился ни с кем из детдомовских. Вскоре их семья переехала в Москву. Андрей часто, особенно первые годы, бывал в Салтыковке. У них оставались там знакомые, приятели, родственники. С годами эта грань между особенно прикипевшими друг к другу товарищами детства, как это часто бывает, стерлась. И уже давно никто не делал никакой разницы, кто у кого обедал или ночевал, кому эта рубашка или ботинки больше подходят - никто не обращал внимания на подобные мелочи устоявшихся многолетних отношений...
Однако никто из его поселковых друзей не подружился с детдомовскими, не было известно ни одного серьезного увлечения поселкового парня детдомовской девушкой, окончившегося свадьбой... Что-то не пускало их, ребят из благополучных семей, открыться до конца ребятам из хорошего детского дома. Счастье и несчастье, видимо, если и смешиваются, то происходит это в каких-то особенных, почти лабораторных условиях. Редкий результат подобного эксперимента впоследствии проходил прихотливое испытание жизнью.
В детстве нам даются многие знания. В том числе и те, которые затем будут оберегать нашу судьбу от роковых поступков.
Глава 4. "Т-34"
В конце пятидесятых Носовихинское шоссе было пустынно. Вообще, дороги одно время воспринимались как железнодорожное полотно: кто его построил, тот по нему и ходит, как нечто, относящееся к казенному имуществу - пользоваться можно, но с опаской. По шоссе в основном тогда двигались военные грузовики, ползла другая боевая техника, тарахтели полуторки, газики, а из гражданского транспорта имели право на передвижение "скорая помощь", хлебовозы, самосвалы, изредка проползало такси. Частник был настолько малочислен, что его передвижение не замечалось - мелочь пузатая. Кстати, этот самый частник и состоял-то в основном из владельцев трофейных машин, что, конечно, выделяло их на общем безлошадном фоне уцелевших после войны и начинавших обживаться в новых условиях: отвоевал, да еще и недвижимостью расстарался...
По обочинам, покосившись, громыхали телеги - гужевой транспорт после войны еще долго оказывал посильную помощь нуждающимся перевезти что-то крупногабаритное, например при переезде, покупке дров или сена. Среди конных повозок выделялись телеги с синими громадными коробами из толстой фанеры с белой косой надписью на борту "Хлеб" - хозяин экипажа был приписан к гаражу и получал дармовую, казенную прибавку на содержание своего хозяйства. Ездили керосинщик и утильщик- жуткие, диккенсовские персонажи. Они неожиданно появлялись и так же неожиданно где-то исчезали, словно проваливались.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.