Прямо до самого утра, или Секрет неприметного тупичка - [35]

— Знаешь, — вдруг вступила в разговор Саша, и мальчишки оглянулись, — я вот где-то читала… Делай, что должно — и будь, что будет.

— Делай, что должно — и будь, что будет… — повторил Олег и потрепал коня по шее. — Да, делай, что должно — и будь, что будет… Но откуда я знаю, правильно ли я…

— Глупый, — тихо сказала девчонка. — Ты такую глупость сказал… Мы были рабами. Недолго, но были. Это ужасно, поверь… А теперь мы свободны. Что тебе ещё?

* * *

Хозяин «Серого хорта» не спал — стоял у входа, и Олег понял, что он смотрит на них и только на них. И, бросив взгляд на своих спутников, решился.

— Подождите, — сказал он Артуру. — Я сейчас.

В два больших шага Олег поднялся по лестнице и, глядя прямо в спокойные глаза хатта, заговорил:

— Я понимаю вас. Я веду себя подозрительно. Я привожу каких-то людей. У нас оружие. Но я клянусь — я ничего не замышляю ни против вас, ни против вашего народа, ни против вашей страны. Мне нечем это доказать, у меня есть только моё слово. Так вот: я даю вам слово — я просто спасаю своих братьев.

Хатт долго смотрел в глаза мальчишки — упрямые и строгие — своими. Глазами уже немолодого мудрого человека. Потом наклонил голову внутрь:

— Я прикажу приготовить комнату побольше для вас и отдельную для девочек. А пока поешьте внизу. О конях позаботятся… — и, когда Олег поворачивался уже к своим, испытывая невероятное чувство облегчения, добавил: — Я знаю, что такое есть слово мужчины. Не всегда я держал корчму.

И Олег, снова обернувшись к нему, тихо и искренне сказал:

— Спасибо вам.

* * *

Оля есть не стала — её просто не добудились, и Саша на руках унесла её наверх, сказав мальчишкам, что позаботиться о ней сама. Борька, хотя и крепился, уснул за столом, как убитый, едва утолил первый голод. А Олег и Артур ещё долго сидели рядом со спящим мальчишкой, прихлёбывая пиво и откусывая то одно, то другое.

— А дальше? — Артур повозился с неловкой гримасой. Олег поставил кружку на стол:

— М?

— Дальше, когда вытащим этого засранца Генку?

Олег подумал, что выпил слишком много — он стал сильно потеть и невольно контролировал свой голос.

— Дальше я пойду в другой мир, куда смогу. Выручать остальных.

— Я пойду с тобой, — Артур тоже допил своё пиво.

— Зачем? — Олег откинулся к стене.

— Делай, что должно — и будь, что будет, — напомнил кадет.

— Если тебя убьют — для твоих родных это будет навсегда, — Олег вытянул ноги под стол. Бёдра болели.

— А тебя? Тебя ведь никто не подписывал на это. Ты сам выбрал. И я выбрал… — Артур покривил губы. — Ты думаешь, что я не понял, что ты хотел сказать? Там, у ворот? Всё я понял. Если кругом — дерьмо, это не повод стать дерьмом и оправдываться, что все так живут. А если дерьма очень много — не повод для того, чтобы думать, будто дерьмо — это и есть весь мир. Я не знаю никого из тех, других… которые пропали. Но не думаю, что им хорошо. И мне честь не позволит где-то отсиживаться, пока ты будешь их вытаскивать.

— Честь? — Олег сел прямо, положил кулаки на стол. — Ты серьёзно употребил это устаревшее понятие? Ты серьёзно веришь в неё, кадет Волков?

— Ты сам ответил. Я кадет.

— Это не оправдание для глупости.

— Да, это диагноз, — согласился Артур. — Ну и что это меняет? Я сказал — честь. Я могу повторить это слово, но это не просто слово. Для меня — не просто. И я не пьян, хотя я столько никогда не пил.

— Ты дурак, — ответил Олег. — Ты не знаешь, кто против нас. Он есть. Понимаешь — ОН САМ.

— Мне по хрену, — отрезал Артур. Глаза у него были ожесточённые, как у снайпера. — Я никому не позволю делать и дальше то, что сделали с нами. И ты мой командир, хочешь ты этого или нет. Я не выполню только одного твоего приказа — бросить тебя. В какие бы слова ты его не облёк.

Олег положил правую руку на стол — вверх раскрытой ладонью.

Глядя в глаза Артура.

Кадет улыбнулся — нехорошей, обещающей улыбкой. И припечатал руку Олега своей. И Олег вспомни строчку из какого-то старого приключенческого фильма — убей бог, не помнил, какого, строчка просто всплыла отдельно:

На ладонь ладонь положи — и скажи...

Что там надо было сказать — Олег и этого не помнил, если честно. Но, конечно, что-то хорошее. В тех фильмах не было иначе…

Артур наклонил кружку неуверенным движением и вдруг засмеялся — негромко, но трезво. Олег, невольно улыбнувшись тоже, кивнул головой:

— Ты чего?

— Да вот… — Артур фыркнул и посмотрел весёлыми глазами. — Раз русский сидит за столом пьяный — значит, он должен петь. Это закон природы. Тебе хочется петь? — Олег со смехом помотал головой. — А мне хочется, только я не знаю — что. Ты прикинь, командир — нечего петь, в голову ничего не лезет, только разные там «три притопа два прихлопа хопа хопа двигай попой…» А это, согласись, петь…

— Обидно, — сказал Олег. Посмотрел в стол. — Обидно… Даже по пьяни спеть нечего стало. Дожили, а? — Артур смотрел так, как будто чего-то ждал, и Олег, покачавшись на стуле, пожал плечами: — А. Ладно. Слушай. Это мой отец любит петь, я и запомнил.

Олег никогда раньше не пел. Нет, пел, конечно — дурачась пел, пел в школьных мероприятиях (не пел никогда, не было такого в твоей воронежской жизни, не пели у вас в школе, взвыл