Прозрачный старик и слепая девушка - [44]

— С горем пополам, господин магистр, — сказал Элизахар.

Он подошел к кафедре и протянул магистру свои дощечки. Тот взял и принялся читать, сильно фыркая носом, так что густые черные волосы в его ноздрях вставали дыбом.

Затем поднял взгляд на телохранителя Фейнне. Тот улыбался. От Элизахара взгляд Алебранда перекочевал к студентам, замершим на скамьях: молодые люди, успевшие столкнуться с Элизахаром, теперь предвкушали истинную битву титанов.

— Вот! — сказал магистр и потряс восковыми дощечками. Они глухо застучали друг об друга. — Вот так, господа, надобно вести записи! Жаль, что вы не студент, господин как вас там, потому что я поставил бы вам наивысшую оценку уже сейчас, не дожидаясь экзамена, Где это вы так намастрячились?

— В тюрьме, — охотно сообщил Элизахар. — Когда работал подручным палача. Записывал показания пытуемых.

— Прелестно. Надеюсь, их всех повесили.

Элизахар пожал плечами.

— Я не интересовался их дальнейшей судьбой. Позвольте, я заберу тетрадь. Она представляет для меня некоторую ценность. Не говоря уж о том, что сами таблички принадлежат госпоже Фейнне.

— Ну разумеется, разумеется...

Магистр вернул ему дощечки, и телохранитель Фейнне невозмутимо прошествовал на свое место рядом с госпожой.

Алебранд вернулся к прежней теме.

— Итак, мы с вами рассуждали о том, что лучи сохраняют свои свойства независимо от того, видит их кто-то или нет. Сейчас мы впервые за долгое время имеем замечательную возможность произвести практическое испытание этой теории. Конечно, и прежде делались попытки: например, несколько экспериментаторов выходили на опыт, тщательно завязав свои глаза. Но у них ничего не получалось. Именно потому, что они привыкли доверять зрению и, добровольно ослепив себя, оказались беспомощны. Иные органы восприятия развиты у них слабо... Сейчас в наших рядах находится студентка, лишенная зрения от самого своего рождения. Смею предположить, что госпожа Фейнне обладает крайне развитой интуицией, у нее несравненно чуткая тактильная система, а кроме того — острый слух. Я прав?

Он выдержал паузу, а затем завершил:

— Если госпожа Фейнне согласится стать объектом уникального — у-ни-кально-го! — опыта, то я от лица всей нашей оптической науки принесу ей глубочайшую благодарность. Ее имя войдет в историю науки.

— Разумеется, я согласна, — негромко произнесла Фейнне.

Она держалась с таким достоинством и вместе с тем так просто, что Софена ощутила жгучий укол зависти. Никогда в жизни она, Софена, не смогла бы произнести подобные слова с такой легкостью. Да еще после того, как ее «органы восприятия» были публично разобраны и восхвалены!

«Проклятая аристократка, — подумала Софена. — Как им это удается? Должно быть, все дело в больших деньгах».

Она была не права, и сама отлично осознавала это.

Магистр Алебранд потирал коротенькие ручки в полном восторге.

— Послезавтра в полночь — наилучшее время для испытания, — произнес он. — Жду вас возле кафедры. Попрошу прийти заранее. Не берите с собой бутербродов. Если увижу, что кто-нибудь на испытательной площадке ест — заставлю прибирать мусор вручную. Вы меня поняли?

— А если голодно? — спросил Эгрей.

— В таком случае, ступайте в кабак. В Академии голодным делать нечего. Вы пришли сюда утолять духовную жажду, а не физическую. Занятие окончено. Ступайте вон, глупцы и недоумки, а также госпожа Фейнне.

Он быстро протопал к одному из окон, перебросил короткие ножки через подоконник и выскочил на полянку.

Элизахар подошел к оконному проему и некоторое время смотрел ему вслед. Он не слышал, как к нему приблизилась Софена.

— Какой неприятный тип! — проговорила она.

Ей бы польстило внимание Элизахара. Мысленно она уже видела в нем побратима — каким отказался стать снедаемый неуместной похотью Гальен.

Элизахар даже не повернулся в сторону девушки.

— По-своему он очень обаятелен, — проговорил телохранитель Фейнне. — По-своему. Может быть, даже слишком по-своему...

— Что вы имеете в виду? — настаивала Софена.

Он наконец обернулся и посмотрел на нее так, словно не понимал — кто перед ним и для чего «это» здесь появилось.

— Ничего особенного я в виду не имею. Специфический субъект, вот и все. Как, впрочем, и все, кто собрался в этой Академии. Но это как раз закономерно.

Он чуть кивнул ей и направился к Фейнне, чтобы помочь ей спуститься по ступенькам и выбраться наружу. Здания Академии все еще оставались для девушки незнакомыми, и она передвигалась не вполне уверенно.

«Глупо, — подумала Софена, адресуясь к себе. — Никому ты не нужна, моя дорогая. И меньше всех — ему. Разве что Пиндару... Но он поэт, у него собственные представления о жизни и дружбе. Для того, чтобы тебя полюбил Пиндар, тебе необходимо отпилить себе руку и ногу. По-моему, ты еще не готова пойти на подобные жертвы, моя дорогая. Еще нет».

Она горько усмехнулась и выбежала на поляну.

Эмери начал вставать с постели и даже ходить, отчаянно хромая и наваливаясь на трость, на второй день после нелепой стычки возле «Ослиного колодца». Ренье решился посетить занятия. Он взял вторую трость, обвязал себе ногу и тяжело зашагал к садам Академии. Эмери смотрел ему вслед и в который раз уже задумывался о том, почему бабушка так настаивает на соблюдении тайны.