Прозрачная маска - [107]

Однако начальник не разделял моего мнения. Он запретил мне всякие контакты с доцентом. И приказал нашей оперативной группе глубже изучить, почему, по его мнению, Патьо был не только самым молодым из приближенных профессора, но и потенциально самым хитрым и, следовательно, самым опасным. Мы должны были вести дело так, чтобы не заронить и искорки подозрения с его стороны. Нам было необходимо работать так, чтобы укрепить в нем уверенность нахождения «вне игры», что для нас он такой же гражданин, как и все другие. Нам удалось даже исключить его из круга людей, бывавших в доме психиатра. Ценой многих усилий его имя не упоминалось и в серьезном, основательном разговоре с академиком Христакиевым, в ходе которого мы убедились, что он с полной откровенностью и пониманием относится к стоящей перед нами проблеме. В моем сознании все время возникала мысль о том, как Христакиев непременно делится с Патьо сказанным мне, особо подчеркивая свои слова, которые, как целительный бальзам, успокаивают нервы доцента.

Я был совершенно убежден, что нервы Филипова не в порядке, хотя и не знал, в чем истинная причина беспокойства. Может быть, его волновал факт прежней дружбы с князем, которая невольно становилась молчаливым обвинением? Может быть, неожиданная потеря Шуманова? Не исключено, что такое состояние явилось следствием переживаний за свою обожаемую жену, которая более трех месяцев лежала в больнице, а ее состояние не улучшалось? И тем не менее мы расценивали беспокойство доцента по-своему, предполагая, что оно имеет прямую связь с тайной бриллиантов князя. В действительности, у нас не было прямых доказательств, но я и мысли не допускал, что потерплю поражение.

Вот поэтому доцент Филипов был для нас очень интересной личностью. Но как узнать, о чем он думает, как живет со своим замкнутым характером, как мучается и переживает? Он был страшно нелюдим, искренне предан жене, холоден как лед, ненавидел пьяные компании. Неизменный его маршрут: дом — работа — дом. Или посещение больницы.

Итак, как подойти к этому человеку, молчаливому и замкнутому, холодному, как мумия? Нам было известно, что доцент свободно владеет немецким языком, очень прилично играет на скрипке, имеет слабость к акварели и время от времени берется за кисти и мольберт. В результате наблюдения установили, что иногда посещает мастерскую художника Американа Милошева.

Это меня насторожило. Имя художника показалось известным. Кажется, он преподавал рисование в гимназии, где я учился. Он собирался на пенсию в конце 1945 года, и вот столько лет я не видел его! Долго не раздумывая, отправляюсь в дом, где жил и творил мой бывший учитель. Нажал на кнопку звонка. Дверь быстро открылась, и через секунду я был в его объятиях.

После дружеских похлопываний по плечу и обмена комплиментами хозяин приготовил большую чашку крепкого кофе, угостил вареньем из смоковницы, сваренным им лично, и, хитро подмигнув, спросил:

— Будучи гимназистом, ты имел слабость к оружию, уж не стал ли ты конструктором оружия?

— Что-то вроде этого.

— А кем конкретно?

— Инспектором уголовного розыска, который никогда не расстается с выданным ему оружием.

— Браво! Это дело прекрасно сочетается с твоим темпераментом. Вероятно, экзамены выдержал успешно?

— Не всегда. Бывали и двойки! — смеясь, ответил я. — Однако, в отличие от гимназии, в моей профессии не предоставляется возможности переэкзаменовки.

— Ты похож на меня. Я тоже, бывает, напишу неудачную картину, а поправить не могу.

Так я стал частым гостем в доме старого художника. Решив, что пора уже приступать к вопросу о Патьо, сказал:

— Я уже два раза встречал во дворе очень элегантного мужчину в темных очках. Это ваш коллега?

— Нет… в профессиональном смысле. Просто он любит рисование. Вы имеете в виду доцента Филипова?

— Я не знаю его фамилию, могу только сказать, что вид у него настоящего интеллигента…

— Да, да! — подтвердил старый учитель.

— Мне кажется, я это лицо видел на одной старой фотографии.

— Возможно. Он ученый-медик, художник, спортсмен, был чемпионом по теннису в свое время.

— Мне показалось, что он чем-то недоволен?

— Конечно, его «фасон» несколько помят. Боюсь, что народная власть не дает ему возможности проявить себя. И правильно поступает. Это один из бывших буржуа, играл в азартные игры до Девятого сентября, а теперь вынужден жить на зарплату. А ты о какой фотографии говорил?

— На спортивную тему. Если я не ошибаюсь, они фотографировались с князем Кириллом. Оба в шортах, с ракетками в руках.

— Неужели? — искренне удивился мой бывший учитель. — Гляди ты! Он никогда не упоминал имени этого злодея!

— Может быть, просто не было разговора.

— Конечно, это имя теперь не для воспоминаний! Действительно, он был противной личностью. И, естественно, получил заслуженное наказание. Во время его регентства были совершены самые страшные преступления, гибли невинные люди. Имя его записано в графе «Палачи»!

— Если вы считаете, что вспоминать дружбу с подобной личностью неудобно, я бы вам советовал тоже забыть этого паразита, чтобы не навлечь гнев и ненависть на вашего приятеля.