Проза жизни - [42]
Впрочем, все по порядку.
В начале декабря мы ехали на лосиную охоту в Калининскую область; поземка белым пламенем переметала дорогу поперек, в некоторых местах уже образовались пушистые заносы, такие красивые, если глядеть на них сквозь теплое лобовое стекло, и такие коварные, если угодить в них всеми четырьмя колесами. Охотники подобрались в большинстве своем незнакомые, их объединяла пока только добытая кем-то лицензия, и в долгом пути, после первого неловкого молчания постепенно разговорились. Особенно речист был Володя Маликов, он словно демонстрировал остальным свой опыт, эрудицию, юмор и частыми обращениями ко мне и Валерию Прокопинскому будто хотел подчеркнуть, что в нашем случайном охотничьем коллективе есть давно сложившийся маленький, но проверенный микроколлектив, где отношения искренни и имеют свою историю. Меня всегда поражала его говорливость, отнимающая столько энергии, но сам облик добродушного толстяка Володи — впрочем, тренированного и необычайно выносливого — говорил о том, что энергии ему не занимать. И все-таки было непонятно, зачем ему непременно нужно завоевать расположение и симпатию незнакомых людей, с которыми вряд ли доведется еще когда-нибудь встретиться. Он не честолюбив и на роль старшего в этой охоте вовсе не претендует… Мы с Прокопинским экономили силы, отделывались шутливыми репликами или короткими анекдотами, понимая, что выехали позднее, чем планировали, ночь наверняка будет бессонной, а охота по глубокому снегу потребует всех сил без остатка.
Мы уже подъезжали к Кимрам, когда увидели засевший в кювете УАЗ и голосующего водителя. Остановились. УАЗ снесло по гололеду на повороте в заснеженный кювет и, несмотря на преимущество, которого не было у нашего «пазика» — передний мост, машина пропахала по кювету добрых полкилометра, но так и не выбралась на шоссе. Предложили взять ее на буксир, но водитель оказался пьян и упрям, он почему-то непременно хотел, чтобы мы вытолкнули его «тачку» руками. Двенадцати дюжим парням ничего не стоило вынести ее и на руках, но его упрямство подействовало на всех раздражающе. Маленький, смуглолицый водитель «уазика» Эдик раздражал уже одним своим видом, даже папироской, смятой в мундштуке наподобие голенища сапога у сельского щеголя прошлых лет; он так безбожно газовал, что ясно стало: угробит машину, и очень скоро, если уже не угробил. Мы толкали, Эдик упрямо брал откос в лоб, все было без толку. Но мы почему-то не могли бросить этого беспечного бедолагу посреди черной, снежной, по-волчьи завывающей ночи, и было легче бездумно толкать его зеленую коробку, чем доказывать, что он не прав. Досаднее всего было увидеть в УАЗе целый охотколлектив — шестерых беспомощных иззябших мужиков. Застрявшие ехали в то же самое охотхозяйство, что и мы. Выяснилось, что УАЗ — личная собственность Эдика, и это еще сильнее восстановило нас. Машину вытащили. У нее оказались проколоты оба задних колеса. Эдик заверил, что запросто перемонтирует их, нашей помощи не требуется. Мы уехали, оглядываясь на одинокий УАЗ, стоящий на зеркальном гололеде, но было чувство, будто бросили товарища в беде.
Вскоре мы нашли дом начальника охотничьего хозяйства Валентина Сорокина. Как только переступили порог, нас встретили две собаки. Щенок ирландского сеттера заискивающе вертел хвостом и задом, и от такого подхалимского вилянья обычно обаятельный сеттер выглядел как провинившийся шкодник, который спер хозяйский обед со стола и теперь заискивает.
Другая собака подняла голову с подстилки и беззвучно обнажила зубы, но не зарычала, а внимательно-настороженно оглядывала вошедших. У лайки был высокий взгляд — в глаза.
— Атос, поздоровайся с гостями, — обронил хозяин.
Кобель недовольно поднялся, обошел приезжих и обнюхал наши торбаса и сапоги. Раздались похвалы знатоков: хвалили сухую кость рычагов, подтянутый живот, прижатые острые уши лайки. Обычно собаки прекрасно понимают по интонации, о чем говорят люди, и уж вовсе не равнодушны к комплиментам. Но Атос ничем не выказал того же дружелюбия, какое старательно показывали мы. Он улегся на подстилке и отвернулся носом к стене.
— Что, обидел собаку? На охоту не берешь? — спрашивали хозяина.
Нет, Сорокин как раз берет Атоса с собой, а как же иначе? Впервые я видел, чтобы охотничья собака не радовалась предстоящей охоте.
Мы застряли у Валентина, так как оказались невольно связанными с теми незадачливыми охотниками, которых буксировали из кювета. Валентин решил направить нас вместе к одному и тому же егерю. Прождав около двух часов, решили отправиться за УАЗом и прибуксировать его. Даже у Володи добродушие и говорливость сменились досадой. Но если ехать назад, на трассу, то значит, монтировать колесо этому самоуверенному упрямцу, который к тому же невоздержан с алкоголем. Строгие правила лосиной охоты четко ставили таких охотников на самую последнюю ступень. Наиболее здравомыслящие из нашей группы заявили, что не станут на номера рядом с ними.
