Проза жизни - [2]

— Есть предложение: в жанре пива, — Ваня по-волейбольному растопырил длинные пальцы. — У нас тут завал финского пива в холодильнике, но я предпочитаю брать в буфете «Октябрьское».

— Нет возражений.

Ивашнев взялся за телефон:

— Валюша? Валюша, как вы себя ведете — кое-как! Товарищ прибыл и недоумевает: где цветы, где группа ликования, улыбки и поцелуи? Быстро, Валюша, исправить положение. И Веру, — добавил он значительно.

Павел сходил в буфет, расположенный на том же этаже, и принес дюжину маленьких коричневых бутылок пива «Октябрьское». Иван закурил, сел за круглый стол.

— Эх, Пашенька! Знал бы ты, как я рад твоей физиономии в этом интерьере! Ты увидишь морду начфо Михайленко — это задница, а не лицо! Знаешь, что он сказал в первый же день? «Ребята, — сказал он, — мы будем рады услышать все ваши советы, замечания, предложения. Но снять меня вы не сможете. У меня все друзья, и все меня знают». А напоследок этот крокодил шепнул, что если у высокой ревизии есть какие-то трудности, потребности в дефиците, то пусть товарищи составят списочек. За эн-расчет, естественно.

— Н-да, почерк знакомый. Но, как говорит народ, не такие шали рвали — рвали полушалочки.

— Ты жаждал дел? Может, завтра займешься одной мелочевкой? Они тут проводили на паях международный симпозиум океанологов. В программе была и морская прогулка. Все точно по смете, пять тысяч шестьсот. Две организации оплатили этот круиз на паритетных началах. Все оформлено нормально, Паша, вот только одной детальки не хватает, — и он опять по-волейбольному растопырил пальцы, словно ловя невидимый мяч, — акта о том, что круиз состоялся.

— Ого. И много у тебя таких «мелочевок»?

— На месяц хватит.

— Вань, я не скажу ничего нового, я просто чмокну тебя в темечко. Твоя интуиция…

Они прекратили разговор на полуслове — в номер вошли девушки. Павел расцеловался с Валей Пустовойтовой, которую знал уже не по одной совместной командировке, и пожал руку незнакомой ему Вере Павловне. Обе они, лет 32–35, были опытные финансисты с мест. Министерство часто включало в свои комиссии местных работников.

По первому же взгляду Веры, по ее смущению Павел безошибочно заключил, что она приглашена на этот «завтрак» неспроста, а в расчете на то, что они… понравятся друг другу. Значит? Значит, между Иваном и Валей… Слов нет, она прекрасный работник, честнейший человек, но выходит, Ивашнев пользуется правом включать в комиссии «своих людей»? Значит, у него роман? Но по смуглому лицу Стольникова, по усам, которые прикрывали чересчур выразительные губы, никто не определил бы сейчас никаких эмоций. Пожалуй, он выглядел лишь усталым человеком, утомленным бессонницей. Павел длинной очередью, будто на ксилофоне играл, вскрыл пробки бутылок, Вера развернула целлофановый пакет, принесенный с собой — в нем оказались золотистые копченые ростовские лещи. Иван тут же выдернул плавники, отломил лещу голову и разорвал его от хвоста по хребту. Он так умело чистил рыбу, что им можно было любоваться, как хорошим барменом или поваром.

— Познакомься, Паша, поближе, — балагурил меж тем Иван, — это Вера, она не пьет, не курит. Ты еще не слышал этой побасенки: «Мама, знакомься, это Вера, она не пьет и не курит». — «Что, Верочка, болеете?» — спрашивает мама.

При этих словах Ваня томно прикрыл глаза и устало помотал головой:

— Нет… Не могу больше.

Все засмеялись, кроме Веры, Вера сказала: «Прям уж!», и Павел понял, что с этой женщиной нужно разговаривать один к одному, без недомолвок и подтекстов. Он тоже рассказал анекдот, специально для Веры попроще. Она искренне смеялась, обнажив три золотые коронки, и новый член комиссии сразу понравился ей.

— Будь проще — и народ к тебе потянется! — как будто ни о чем сказал Ивашнев и взял бутылку пива.

Валя Пустовойтова была в ковбойке и джинсах «Ли», не совсем подогнанных к фигуре, среднего роста, волосы каштановые, остроносая. «Валя под стать Ивану», — отметил Павел и начал расспрашивать девушек, как им нравится «культурная программа», что успели посмотреть, какие впечатления? Отвечала в основном Валя, а Вера вдруг обронила:

— Да Иван Герасимович так всю программу построили, что мы все вас ждали.

— До приезда высокого гостя — никаких развлечений! Только кассовые книги и балансовые отчеты, — подтвердил Иван.

— Он — известный домостроевец, — заметил Павел, все же польщенный тем, что Ивашнев так ждал его.

Они дружили семьями, но Стольникова поражало, откуда у Вани, вполне современного во всех отношениях человека, такие патриархальные замашки, что даже его жена Оля не должна присутствовать при деловых разговорах мужчин.

— Известный — кто? — переспросила Вера.

Стольников пояснил, и ему стало скучно. После тридцати он научился быть более снисходительным к людям, не предъявлять им тех же высоких требований, что неизменно предъявлял к себе — люди есть люди, у каждого свои слабости и недостатки, и не все смогли стать такими, какими мечталось стать в юности… Кроме того, он догадывался, что все в природе уравновешено и, возможно, любой недостаток человека компенсируется добродетелью, как у слепых всегда обостренный, усиленный слух. Ну, неумна — зато добра, не так уж красива — зато хорошая хозяйка или знаток финансов, нет художественного вкуса — зато спортсменка… Нет идеальных, идеальных — нет. Конечно, подобная терпимость распространялась им на людей вообще, но не на ревизуемых. Тут Стольников трезво видел, вор или не вор, жулик или не жулик перед ним, ошибка сделана сознательно или же по неопытности, и в равной степени был неумолим, шла ли речь о завышенной цене чашки кофе или же о незаконном списании многих тысяч рублей. Нарушения не измерялись им в рублях, они только делились на злостные и незлостные, вот и все.