Проза жизни - [10]

— Пал Васильич, мы собирались немного прогуляться перед сном. А то никакого движения, одни машины да лифты. Девушки, спокойной ночи! На работу завтра приходите. Приходите на работу-то!

«Раф» укатил по проспекту.

— Старик, что за экспромты? Когда это мы с тобой собирались прогуляться?

— Так надо. Надо, Паша, надо, — Иван уверенно пошел к ресторану туристского центра. Следовало понимать: надо усыпить общественное мнение, отпустить автобус со всеми девушками, а потом…

— Пыль с ушей нужно стряхивать иногда, Пашенька, — шутил Иван. — Вот и тряхнем — ушами.

Через полчаса Вера и Валя вошли в полутемный зал и сели за их столик. «Да-а, если Иван вздумает что-то утаить даже от меня, — думал Павел, — ведь утаит!»

Оркестр выводил мелодию Адриано Челентано. Кроме электромузыкальных инструментов, тут были и труба, и кларнет, особенно приятные после электронного лязга и грохота.

— Стиль «ретро», — заметил Павел. — Какое соло кларнета!

— Человечество возвращается к тому, мимо чего пронеслось на большой скорости, — поддержал Иван. Девушки тоже оценили мелодию.

Их обслуживал худощавый, очень подвижный официант, казалось, он все время находится за спиной — так порой неожиданно появлялась из-за плеча его рука и доливала шампанского в фужер или ставила новую закуску на стол. Качественный сервис — уж не предупреждены ли здесь об их визите? От этого начфо всего можно ожидать…

Павел взял на себя обязанности тамады и произнес тост.

— В народе говорят, если хочешь узнать человека, возьми его в дорогу. И действительно, лучше и быстрее всего человек познается в пути. Все мы командированные, все мы дорожные люди. Так выпьем за доброе пересечение наших четырех дорожек в этом мире. За то, чтобы все мы были друг другу надежными товарищами. И за покровителя путников и дорог Георгия Победоносца, изображенного, кстати, на древнем гербе Москвы.

Они разговорились, потом вышли танцевать. Танцуя с Верой, Стольников оценил ее пластичность. Говорили мало. Похоже, она боится вопросов, теряется. «Бедные женщины! Всю жизнь надо сдавать какие-то экзамены — на невесту, хорошую хозяйку. Экзамены на материнство и терпение. А то еще и испытания свободной жизнью. Есть от чего взбунтоваться и ринуться в эмансипацию!» — думал Павел.

Они весело ужинали, все вкруговую рассказали по анекдоту, а когда Стольников в очередной раз танцевал с Валей, она сказала, что он произвел впечатление на Веру. Он и сам видел это, но время от времени возвращалась прежняя мысль: Иван и эти две девушки диктуют ему, Павлу, поведение в этой командировке. И кто угодно на его месте вел бы себя примерно так же… Они перешли на «ты», танцевали все чаще друг с другом, и с каждой минутой обнаруживалось все больше мнений, в которых оба были едины: и Павел, и Вера вначале посчитали, будто идут в ресторан на «контрольную закупку», а вовсе не затем, чтобы весело провести вечер; Вера точно так же высмеивала Ивашнева за дрему в театре, тоже считала Михайленко «заевшимся ворюгой».

Вскоре им пришлось изменить первоначальное мнение об официанте: с закусками давно покончили, а горячее все еще не было подано. «Секундочку!» — каждый раз бросал им официант, пролетая мимо, к столику, за которым сидели морские офицеры в черных мундирах. Когда же наконец он подал нарядно гарнированные антрекоты, по каждому его преувеличенно точному, старательному и тем не менее размашистому движению видно было, что он пьян.

— Зачем в ресторане нужно непременно есть? — говорила Вера, возбужденная танцами и шампанским, и лицо ее в свете разноцветных огней эстрады было теперь совсем иным, чем днем. — Я бы приходила сюда только танцевать.

Павел похвалил ее умение танцевать и видел, что эта искренняя похвала особенно по сердцу Вере. Действительно, она могла танцевать часами, причем с одинаковым упоением и мастерством и старомодные, и современные — коллективные диско-танцы. К всеобщему сожалению, руководитель ансамбля вскоре объявил последний танец.

Стольников достал бумажник — Ивашнев немедленно выложил свой кошелек.

— С вас девяносто семь рублей, — с усилием выговорил официант, останавливаясь перед их столиком.

— Ни больше, ни меньше?

— Больше — можно.

— Валюша, встретимся внизу, — моментально устранил дам из джентльменского разговора Ивашнев. Стольников попросил выписать счет. Оба, не сговариваясь, действовали синхронно. Когда официант представил счет уже на 92 рубля с копейками, Ивашнев равнодушно-усталым голосом попросил вызвать заведующего производством с утвержденным на сегодня меню ресторана. Казалось, ему скучно затевать все это. Завпроизводством — маленький толстячок в белом халате, с усами и бородкой, оказался суетливо-говорливым, он так частил словами, что большинство невозможно было разобрать. Ивашнев предложил ему сесть.

— Спасибо, я на работе, — отнекивался тот.

— А мы вас поработать и приглашаем! — парировал Иван. Затем оба предъявили темно-алые удостоверения, осведомились, как к нему обращаться, и сообщили, что ревизуют деятельность управления, к которому относится ресторан.

— Я слышал об этом, — сник Виктор Артемович, но ненадолго — тут же выпустил пулеметную очередь малоразборчивых слов.