Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - [102]

Но все значимое случилось со вторым (где молодая женщина спешит по полю к возу с сеном) полотном. Я эту картинку перевесил почему-то, и она оказалась возле нашей супружеской кровати – прямо у изголовья.

И меня стали кусать клопы! Именно меня причем, а не Тату, мою жену, у которой кожа и нежней, и тоньше, да и кровь моложе и свежей.

Ну, Тата меня стала уверять, что это все неравенство лишь потому, что она чаще моется, однако это было для меня неубедительно. Хотя идея, что вампиров привлекают запахи, заставила меня призадуматься. Недели три такая пытка длилась, и Тате взбрело в голову глянуть на оборот картинки, что висела рядом.

Чуть она в обморок не упала. Между подрамником и холстом ползали сотни кровососов! Часть из них были сухие и черные, но остальные!.. Явно это были спящие агенты (кажется, именно так именуются на языке разведки затаившиеся до поры до времени шпионы): перевесил я картинку, и пришло их время. А в картинах, рядом висевших, все было чисто и стерильно. И залил я тех клопов кипятком, а после концентратом уксусным, отнес их лежбище бандитское в холодный чулан, однако и в соседней комнате они вновь объявились.

Тут мы вызвали команду по уничтожению всякой мелкой нечисти. Но вот беда: ребята эти понятия не имели, как бороться именно с клопами (что ли нету их в Израиле?), и потому пришлось вызывать их трижды, пока они не разузнали, как это делается. Сколько стоили, кстати, такие вызовы, лучше не упоминать, но главное – что после всего разора учиненного пришлось в двух комнатах делать ремонт. Это дикое мероприятие лучше всего описать, перефразировав французского короля: «После меня – хоть ремонт».

Вот так жестоко был я наказан чекистами – за какое-то очередное интервью, как я понимаю. Где я в очередной раз сказал, что за сегодняшнюю Россию мне больно и стыдно. Так что поделом я был покаран.

В ранней, совсем ранней юности нас порой захлестывает вдруг волна необузданного, невнятного счастья – уверен, что это помнится многим. Хочется петь, подпрыгивать, плясать, что-то выкрикивать, бежать в любом направлении.

Это же, кстати, свойственно и юным животным.

Вечером мы с женой выходим погулять на небольшую, уже безлюдную в это время площадь – по ней носится, разве что не кувыркаясь, маленький котенок – большое удовольствие смотреть на этот комок радости от своего существования.

Так вот я, человек весьма уже охлажденного возраста, недавно испытал это забытое счастье, да притом по совершенно мизерной причине. Мы с женой летели в Симферополь на какой-то ежегодный съезд (слет, конференцию?) библиотекарей, куда меня позвали почитать при случае стишки. Летели мы через Москву. В московском аэропорту, сдав уже чемоданы (там, естественно, хранилась у меня бутылка виски), проходили мы контроль по досмотру вещей, которые ручная кладь. Туда неосторожно положил я еще одну литровую бутыль – на целую неделю ехали, не бегать же по магазинам в городе Судак. К тому же я и в самолете собирался чуточку хлебнуть, чтобы не думать о несовершенстве нынешних летающих конструкций. И вдруг девушка, сидевшая у проверочного экрана, сказала, что в дорожной сумке у меня бутылка, а это запрещено.

– Она же запечатана, – взмолился я, – я только что ее купил!

– Или бросайте ее в ту вон мусорную корзину, или вернитесь и сдайте ее в багаж, – холодно объяснила мне эта юная садистка.

– Может быть, я попрошу начальницу вашей смены?

– Это, – сказала долговязая девица, стоявшая сбоку, – запрещено, вы что, не слышали? В корзину или возвращайтесь.

Очередь за мной уже издавала какие-то неприязненные звуки. Я обреченно и понуро полез в сумку и обнаружил там еще одну, пластмассовую бутылку с водой. Чуть руку задержав – девицы обратились к конвейеру, где полз уже очередной багаж, – и что-то возмущенно бормоча, я выбросил бутылку с водой.

– Теперь идите, – холодно сказала главная девица.

И я пошел.

Что со мной было! Клокотало что-то радостное, распирало меня счастье несусветное, хотелось петь, подпрыгивать и что-нибудь выкрикивать – выше я все это перечислил. Только в самолете я слегка остыл и чуть отпил из чудом упасенного сосуда. А как же я был горд собой! И все из-за такой вот мелочи. «Нет, загадочные мы натуры», – подумал я и отхлебнул еще немного.

Сны доктора Файвишевского

Владимир Абрамович Файвишевский, доктор медицинских наук, очень талантливый психотерапевт, умер совсем недавно в возрасте вполне почтенном – восемьдесят шесть лет. Из них более пятидесяти лет мы с ним дружили.

Нет-нет, я вовсе не высокий некролог собрался написать, а просто его жена Наташа доверила мне рукопись, что не попала в интернет (где много гуляет его качественных стихов и воспоминательной прозы). Рукопись называется – «Мои сны». Я знать не знал о ее существовании, хотя сны свои Володя часто рассказывал на дружеских пьянках, и я весьма завидовал ему, так это было содержательно и интересно.

Вот он, например, вдруг оказывался в Ясной Поляне – у него какие-то вопросы были к зеркалу русской революции. Лев Николаевич его приветливо встречает и ведет в большую комнату, где за столом сидит человек десять с симпатичными, но бледными и явно растерянными лицами. А на штанах у них – следы крови, у нескольких торчат из ширинок края марли, тоже со следами крови.