Проза из периодических изданий. 15 писем к И.К. Мартыновскому-Опишне - [11]

— Но, — прервал сам себя старец, — как слаб человек, я припоминаю горькое, забыв о сладком. Скорблю, когда надо веселиться. Слушай дальше, милый гость, уже недолго я буду занимать твое внимание печальными своими приключениями…

Оставаться в Англии мне было немыслимо. Хотя и лишенный помощи друзей, хотя и не располагающий богатствами, Смитфельд все же был мне опасен, и я решил немедля покинуть родину. Подозрения мои вскоре подтвердились: мне донесли, что оставшийся в живых злодей разыскивает меня повсюду. Трудно было предположить, что этот человек имел относительно меня добрые намерения. Окруженный надежной стражей, я отправился в путь, тайной целью своего путешествия имея берег Голландии, откуда я намеревался отправиться в Индийский океан, на яхте, купленной специально для этого путешествия, которая ожидала меня в названном порту. Как известно в те дни в Англии невозможно было попасть на поезд, паника, вызванная страшными событиями последних месяцев, еще не прекратилась, так что большую часть дороги мне пришлось сделать на автомобиле. Бегство длилось несколько дней и окончилось, благодаря Провидению, благополучно, но в течение всего пути клевреты Смитфельда не выпускали меня из виду и всяческим образом старались меня изловить. Трижды я находил в еде сонный порошок, семь раз в меня стреляли неизвестные люди, индийская змея страшной ядовитости была найдена мною однажды в постели, когда я остановился мимоездом в гостинице «Четырех барабанов». Да, только неисчерпаемая милость Божья помогла мне избегнуть сетей, расставлявшихся на моем пути сообщниками этого негодяя.

Мною были приобретены восемь дрессированных в совершенстве орангутангов, из которых каждый обошелся мне в четыре тысячи ирландских гиней. Вначале я надеялся обойтись вовсе без человеческой помощи и пользовался услугами одних орангутангов во время предстоявшего мне морского путешествия и дальнейшей жизни на необитаемом острове, в выборе которого я тогда еще не остановился окончательно. Но по размышлении я убедился, что это неосуществимо. Как хорошо ни были выдрессированы мои новые слуги, все же они не могли заменять людей там, где требовались человеческий ум и человеческие знания. Мне пришлось взять с собой шесть человек рабочих и молодого инженера, очень приятного, воспитанного и даровитого молодого человека Этими людьми выкопаны и отделаны эти подземелья, ими же был прорезан подземный ход к морю, на случай если бы мне пришлось бежать. Это были на редкость старательные люди, и я горько плакал, когда дрожащей Рукой подсыпал стрихнину в их вечернюю похлебку. Молодого Аусбергера у меня не хватило душевной силы отравить — я столкнул его как будто нечаянно в один из погребов. Несчастный долго кричал о помощи, заставляя мое сердце обливаться кровью. И я до сих пор упрекаю себя за этот поступок, хотя и сознаю, что в данном случае я был только орудием рока. С своей стороны я сделал все, что подсказывала мне совесть — жалованье рабочим мною было уплачено полностью накануне их смерти, каждый день я поминаю их в своих молитвах и твердо верю, что, несмотря на гибель Аусбергера с товарищами без церковного покаяния — они не будут осуждены на Страшном Суде.

Эти семеро пролили свою кровь, и как бы искупили жертву за тысячи спасенных мною жизней. Думаю, что и ты согласишься со мной, милый гость, как согласился мой патрон преподобный Бонифаций, являвшийся ко мне однажды ночью и долго беседовавший со мной насчет моего поступка.

По-видимому убежище мое осталось неизвестным Смитфельду, ибо никакие опасные признаки не беспокоили меня с тех пор, но, ты понимаешь каждое мгновение могло принести мне худшее, нежели жизнь в подземелье, и я не брезговал предосторожностью, не вступал ни в какие сношения с пристававшими, правда редко, к берегу судами. Яхта моя была спрятана в одной из пещер. О, как ужасно было сознавать себя узником, знать, что Смитфельд отыскивает меня повсюду и, попадись я ему на глаза — в мгновение горсть праха осталась бы от моего тела. Я забыл тебе пояснить: аппарат для концентрации теплового луча остался в его руках, — вот что делало столь страшным гнев негодяя.

И сорок лет я живу здесь в одиночестве, печалясь о прошлом, не надеясь на прощение неба. Но, я вижу, ты утомлен, милый вестник, — я оставляю тебя — отдохни. Теперь — вечер. Утром я разбужу тебя и мы обсудим предстоящее нам путешествие. Теперь же доброго сна!

VI.

Когда старик ушел, я лег на диван и стал приводить в порядок свои впечатления и мысли, стараясь разобраться во всем происшедшем. Но голова работала плохо, глаза смыкались сами собой и вскоре, не в силах бороться с одолевавшим меня Морфеем, я заснул…

Косые лучи солнца на моем лице и голос вчерашнего моего знакомца разбудили меня.

— Ты проснулся, милый гость, — произнес он. Как ты себя чувствуешь? Вот, я принес тебе одежду, ибо твоя стала негодной от морской воды.

С этими слонами он положил на стул, рядом с моей постелью, роскошное платье, в восточном вкусе.

— Одевайся, мой юный друг, когда ты будешь готов, то позвони — и он указал мне на синий шелковый шнурок, спускавшийся над моим изголовьем. — К сожалению я не могу предложить тебе камердинера, — мои орангутанги не знают твоих привычек, они непонятливы и их услуги будут тебе только досадны.