Провинциальное развлечение - [5]

Пока в голове моей быстро пробегали эти мысли, я прыгнул вперед и схватил угрожавшую мне руку с ножом. Я оттолкнул ее и стал крутить с такою силою, что электрический фонарик, который держал в другой руке мой обидчик, в борьбе повернулся и внезапно осветил его лицо. Оно принадлежало человеку еще молодому, но с чертами животными и жестокими. Густые брови, большие усы; открытый рот, казалось, готов был испустить крик. Я заметил на его шее воротник кожаной куртки. Я еще сильнее сжал схваченную мною руку, кисть которой я яростно скручивал. Рот человека раскрылся еще больше. Вынужденный к неподвижности, с кистью, зажатой в моей руке, он, должно быть, жестоко страдал, потому что и не думал пускать в ход свой нож, клинок которого ежеминутно мог быть всажен в мое тело. Вдруг я услышал шум падающего на гравий предмета и страшное ругательство. Человек в отчаянном усилии вырвал свою руку и уронил нож. Послышался шум раздвигаемых листьев, и мой обидчик пустился наутек. Я остался один, на берегу озера, посреди все более сгущавшегося тумана. Изо всех сил я стал карабкаться по склону газона, отделявшего тропинку у озера от большой проезжей аллеи. Когда я выходил на нее, меня окликнул грубый голос:

— Эй, послушайте, нельзя ходить по газонам!

Это, наверное, был только что встреченный мною сторож, но я притворился, будто не слышу. У меня не было никакого желания рассказывать этому ретивому служаке только что происшедшее со мною. Мой обидчик находился уже далеко, и было мало шансов поймать его. В случае же, если бы сторож и я догнали его, последовала бы процедура докучных формальностей. Самое благоразумное было позволить ему убежать, тем более что приближался час моего обеда и вскоре должен был наступить час отхода моего поезда. Не время хлопотать об аресте в вечер отъезда. Кроме того, я дешево отделался от угрожавшей мне опасности. Разве это было не самое главное?

Направляясь к Порт Дофин, я все время размышлял о только что происшедшем. Приключение — а случай со мною был, конечно, приключением — принадлежало к числу довольно необычных. Первая его странность заключалась в том, что я был предуведомлен о нем каким-то смутным предчувствием. Неожиданное и непредвиденное, на которое, как мне казалось, я имею право, вдруг проявилось резким и несколько грубым способом, и его первое проявление имело место как раз на пороге новой жизни, которую я собирался начать. Не было ли оно, таким образом, указанием, что моя новая жизнь будет полна перипетий и событий? Это было совсем не то, что я мог предполагать, и вы согласитесь со мною, когда я изложу вам будущее, которому я покорился. Словом, только что я довольно неожиданно познакомился с необычайным, представшим мне, должен сказать, в форме весьма банальной, именно — в форме ночного нападения. Да действительно ли событие, участником которого я только что был, заслуживало названия «драматическое»?

Прежде всего, кое-как восстанавливая в своем сознании силуэт моего обидчика, я не мог признать у него классической внешности бродяги и анаша. Человек этот, с его кожаною курткою, имел, скорее, вид шофера автомобиля, и голова его была обнажена. Между тем бродяги и апаши редко действуют с обнаженною головою. В этом случае лицо ваше запоминается, между тем как фетровая шляпа или кепка помогают скрыть верхнюю часть лица. Далее, мой обидчик, наверное, не был профессионалом, потому что в его нападении не хватало метода. Место было выбрано неважно, слишком близко от проезжей аллеи. Кроме того, ему легко было напасть на меня сзади или сбоку, ударить меня в спину и, ограбив, столкнуть в озеро. Зачем это нападение спереди, с ножом, занесенным одною рукою, я электрическим фонарем в другой руке? Тут было что-то театральное, сцена из смеси или фельетона. Я имел дело, следовательно, не с профессионалом, но с любителем, может быть, даже с шутником. Не хотел ли он просто испугать меня, не столкнулся ли я с сумасшедшим? В таком случае я избежал действительной опасности.

Впрочем, зачем мне было избегать ее? Что за жизнь предстоит мне теперь? Не означал ли жест этого человека, что я должен бы избавиться от нее? Кто же сказал вам, что я об этом не думал, да только у меня не хватило мужества! Легко сказать кому-нибудь: «Тебе нечего больше делать в этом мире. Уничтожь себя». Легко советовать самоубийство другому. Если бы я спросил поочередно людей, которых я сейчас увижу за столиками ресторана, о том, что мне надлежало бы сделать, то я хорошо знаю, каков был бы их ответ. Да, я хорошо знал тоже, что я был тем, кого принято называть конченым человеком, и все же темная сила, темная надежда «чего-то» толкали меня жить — своеобразная вера в тот таинственный долг, который делает нам судьба и уплаты которого мы ожидаем, вопреки всем разумным доводам…

Вы хорошо знаете зал ресторана Лаплас, так что мне не стоит описывать его вам. Он дает прекрасный — элегантный и уютный — фон современной жизни. Чтобы получить доступ туда, нужно принадлежать к числу так называемых привилегированных. Это дорогое место, которое не посещается людьми с легкими кошельками. В тот вечер зал имел свой обычный вид. Летом кли-ентела его состоит большею частью из случайных людей и иностранцев. В октябре сезон возобновляется. Метрдотели исполняли свои обязанности серьезно, а не с тою презрительною снисходительностью, которую они проявляют в течение мертвого сезона, когда они выказывают плохо скрытое пренебрежение к обедающим, которые вместо того, чтобы следовать моде и отправиться вкушать прелести Довиля или Динара или наслаждаться охотою и другими развлечениями в замке, продолжают мять асфальт парижских тротуаров, не желая подчиняться обычаю летнего отдыха на лоне природы. Итак, в этот вечер ресторан снова обрел свою обычную физиономию. Много столиков было уже занято. Мне, однако, удалось найти свободный по своему вкусу. Сев за него, я принялся наблюдать присутствующих.