Провинциальная «контрреволюция» - [90]

.

Однако, несмотря на мятежи в войсках и случавшееся дезертирство, в целом белая армия продолжала стремительно расти. Большинство жителей Северной области после некоторых колебаний в конце концов соглашались воевать на стороне белых, если белая власть была устойчивой, казалась способной победить большевиков в Гражданской войне, а также заботилась о рекрутах и их семьях. Прежние дезертиры возвращались в свои части, а тысячи новобранцев поступали во вновь формируемые полки[767]. Таким образом, успех мобилизации был проявлением особой формы политической активности со стороны населения, выражением если не поддержки, то по крайней мере согласия и подчинения существующей власти. Но еще более поразительным было то, что наряду с мобилизационными войсками в Северной области стали расти добровольческие отряды народного ополчения и белых партизан, ставшие скрепами северной армии.

Национальное ополчение Северной области

В обращениях к населению и кабинетных дискуссиях белые власти неоднократно воскрешали образы Минина и Пожарского, легендарных руководителей народного ополчения 1612 г., освободившего Москву от польских войск и «изменников»-бояр[768]. Мечтая о народной войне против предателей-большевиков, белые руководители пытались создать подобие того патриотического ополчения, которое увлекло бы за собой и мобилизованные войска.

Будучи в первое время поглощено мобилизацией, белое руководство смогло заняться ополчением только в начале 1919 г. Основой его послужили квартальные комитеты – объединения домовладельцев кварталов Архангельска, которые уже в течение года по собственной инициативе патрулировали город по ночам, чтобы защититься от частых грабежей. Видя успешный опыт квартальных охранных дружин, правительство в марте 1919 г. объявило о создании в Архангельске Национального ополчения. Оно должно было поставить под ружье добровольцев-мужчин, получивших отсрочку от мобилизации или признанных негодными к регулярной воинской службе[769].

В ответ на горячие призывы командующего ополчением полковника К.Я. Витукевича, местного уроженца, безногого героя-ветерана Первой мировой войны, запись в ополченцы пошла быстрыми темпами. Так как в ополчение принимали уже с 17-летнего возраста, в его рядах оказались многие учащиеся старших классов Ломоносовской гимназии, мореходного училища, политехникума и учительской семинарии[770]. В число ополченцев записывались и почтенные горожане из центральных районов города: чиновники, интеллигенция и представители торговой среды. Как вспоминал о своей службе в ополчении рыбопромышленник Епимах Могучий, «собравшаяся публика по своему образованию и положению были первые люди в городе… краса и гордость города»[771]. Ополченцы, число которых к концу марта достигло тысячи человек, не оставляя учебы или работы, по нескольку раз в неделю собирались для обучения и несения нарядов. Они патрулировали город, охраняли казенные учреждения и служили в качестве тюремного караула. Привычным для горожан зрелищем стали чины ополчения, бодро шагающие по улицам с трехцветной повязкой на рукаве и традиционным ополченским крестом на фуражке, оставшимся еще от царской армии, где странным диссонансом для пореволюционного Архангельска читалась надпись «За Веру, Царя и Отечество»[772].

Первые отряды ополчения, для записи в которые требовалась положительная характеристика от квартальных комитетов, отличались исключительной лояльностью правительству. Командующий северной армией В.В. Марушевский даже называл их настоящей «белой гвардией»[773]. Однако значительный успех ополчения оказался ограничен Архангельском. Попытки создать добровольные ополченские дружины в уездных городах не имели такого успеха, так как там не было патриотически настроенных студентов или значительной городской образованной элиты, представители которых преобладали среди архангельских ополченцев[774]. Стремясь увеличить численность ополчения, уже летом 1919 г. правительство объявило принудительную мобилизацию в его ряды. Но, с одной стороны, это вызвало недовольство среди жителей городских окраин, которые полагали, что «буржуям» надоело служить и теперь придется их дело делать рабочим[775]. С другой стороны, это сделало ополчение политически ненадежным и отчасти скомпрометировало саму идею добровольческого ядра армии. К концу осени 1919 г. из более чем 9000 ополченцев только 1159 были добровольцами, большинство из них – в архангельской дружине[776].

В итоге, хотя белому руководству на Севере удалось сформировать народное ополчение, боевое значение его было невелико. Гимназисты, старики и люди с физическими недостатками, которые составляли его основу (многие из них впервые взяли винтовку в руки), не представляли собой серьезной боевой силы. И даже когда осенью 1919 г. белое командование начало направлять ополченские дружины на фронт, они едва ли могли сделать больше, чем охранять дороги и склады, поить мобилизованных солдат на отдыхе чаем и уговаривать их воевать[777]. Тем не менее ополчение, включившее в себя широкие круги городских обывателей, служило для белого командования важным символом всенародной борьбы против большевиков. Но еще большее значение для Северного фронта имели крестьянские партизанские отряды. Именно они превратили белую борьбу на Севере действительно в народную гражданскую войну.