Провинциальная «контрреволюция» - [7]
Быстрая индустриализация, охватившая на рубеже веков центральные регионы страны, почти не затронула Архангельскую губернию. Промышленность здесь продолжала оставаться преимущественно кустарной. Более крупное производство представляли собой лесоздаводы. К 1913 г. их численность возросла до 44, а численность рабочих на одном предприятии в среднем выросла до 450 человек. Они составляли преобладающее большинство из 25 тыс. наемных рабочих, трудившихся на промышленных предприятиях губернии[44]. Несмотря на растущую концентрацию рабочей силы, постоянных рабочих в губернии было немного. Большинство рабочих мест заполняли посезонно местные крестьяне, продолжавшие вести свое хозяйство в деревне. Даже на тех немногочисленных предприятиях, где имелись квалифицированные рабочие, в частности в архангельских механических мастерских, господствовали патриархальные отношения. Работники нередко обращались к предпринимателям с просьбами об авансах на крестины, на свадьбу, об отпуске бревенчатого леса для построек, и, по свидетельству современника, «рабочий, прослуживший много лет у хозяина, обзаводился домом, коровой, огородом, целым маленьким хозяйством, дававшим немалую прибыль, как добавочный заработок»[45]. Хотя в начале века архангельские рабочие начали постепенно усваивать городскую фабрично-заводскую культуру (они переоблачались в городское платье, а рабочая молодежь стала устраивать воскресные гулянья с гармоникой), постоянные рабочие перед мировой войной по-прежнему составляли меньшинство, значительно уступая массе сезонных отходников.
Продукты лесопильного производства служили основным предметом северной морской торговли. В начале ХХ века она только начала выходить из затяжного кризиса, начавшегося еще в XVIII веке, когда основные торговые пути Севера России сместились в балтийские порты. Теперь развитие лесопильной промышленности и растущая потребность в лесе в европейских странах дали новый толчок внешней торговле. Однако львиную долю экспорта составлял дешевый непиленый лес. Также из-за примитивных способов сплава и хранения бревен значительная часть товара еще по пути к порту портилась и теряла большую часть стоимости[46]. Таким образом, несмотря на наблюдавшийся в России в начале ХХ века рост промышленности и торговли, хозяйство губернии еще сохраняло традиционную структуру и патриархальность.
Система местного управления Архангельской губернии на рубеже веков также оставалась примитивной. В отличие от центральных регионов России, Север не затронули земские реформы 60-х гг. XIX века, и вплоть до 1917 г. здесь отсутствовали органы земского самоуправления. Все нити управления губернией по-прежнему сходились к архангельскому губернатору, который обладал почти неограниченными полномочиями и правил в регионе как царский наместник[47]. Известная российская неразвитость местной администрации приобрела на Севере такие масштабы, что власть даже не знала точного числа населенных пунктов губернии. И одним из «сюрпризов» первой подробной переписи населения 1897 г. было внезапное «открытие» целого ряда деревень, жители которых десятилетями обитали на казенных землях – вели хозяйство, активно торговали, но при этом не платили никаких налогов и вообще официально не существовали[48]. Даже административные усилия наиболее энергичных архангельских губернаторов, таких как А.П. Энгельгардт и И.В. Сосновский, изъездивших и исходивших пешком значительную часть губернии, натыкались на непреодолимые препятствия в виде огромной подведомственной территории и отсутствия путей и средств сообщения[49].
В губернии, помимо Архангельска, имелось еще семь городов. Самым крупным из них была Онега с 2,5 тыс. жителей, самым небольшим – Кола, где на рубеже веков проживало всего около 600 человек. В уездных городах были сосредоточены местные правительственные учреждения: полицейское управление, казначейство, почтовое отделение. Там же находились чиновник по крестьянским делам, мировой судья, часто он же – судебный следователь, и акцизный надзиратель. В конце XIX века появились уездный врач и больница, а также телеграфная станция. Внешне города мало отличались от окружавших их деревень. Улицы, как правило, были немощеными, дома – деревянными, и лишь каменное здание казенного казначейства выдавало в них уездный центр. Даже многие церкви, освященные часто по поморскому обычаю в честь Святителя Николы, покровителя мореходов и рыбаков, были деревянными
В книге Тимоти Снайдера «Кровавые земли. Европа между Гитлером и Сталиным» Сталин приравнивается к Гитлеру. А партизаны — в том числе и бойцы-евреи — представлены как те, кто лишь провоцировал немецкие преступления.
Предлагаемая вниманию читателя работа известного британского историка Джонатана И. Израеля «История Голландии» посвящена 300-летнему периоду в истории Северных Нидерландов от Бургундского периода до эпохи Наполеона I (1477-1806 гг.). Хронологические рамки первого тома данного исследования ограничиваются серединой XVII века, ознаменованного концом Раннего Золотого века в истории Республики Соединённых провинций. Работа представляет собой комплексное исследование, в котором, на основе широкого круга источников и литературы, рассматриваются все значимые стороны жизни в Северных Нидерландах той эпохи.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
Более двадцати лет Россия словно находится в порочном замкнутом круге. Она вздрагивает, иногда даже напрягает силы, но не может из него вырваться, словно какие-то сверхъестественные силы удерживают ее в непривычном для неё униженном состоянии. Когда же мы встанем наконец с колен – во весь рост, с гордо поднятой головой? Когда вернем себе величие и мощь, а с ними и уважение всего мира, каким неизменно пользовался могучий Советский Союз? Когда наступит просветление и спасение нашего народа? На эти вопросы отвечает автор Владимир Степанович Новосельцев – профессор кафедры политологии РГТЭУ, Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.