Провинциальная история - [18]

Диманке доставляло удовольствие слушать эту болтовню, ее словно обдувал резвый, освежающий ветерок. Тогда ей и в голову не приходило, что со временем она поверит этому человеку, увлечется и свяжет с ним свою судьбу. Но такова жизнь. Еще в детстве ее привлекали самые озорные ребята, в их веселости, бесшабашности она угадывала проявление воли и чувства свободы.

Но одно дело — детские игры и совсем другое — жизнь. В первый же год замужества она поняла, что за буйным нравом и веселостью Христо таится холодный рассудок, острая наблюдательность и откровенный эгоизм. Не осталось больше студенческой беззаботности, былой самоиронии, он их заботливо припрятал и держит под семью замками. Даже в самых шумных сборищах, на которые они зачастили и где Христо ужасно много пил — она бы просто не выжила, если б ее заставили столько выпить, — от его внимания не ускользала ни одна важная деталь, ни один многозначительный взгляд, намек или жест людей, равных ему по положению, и особенно вышестоящих. Открыто он никому не льстил, грубо ни на кого не нападал, а исподволь делал и то и другое. Одному из секретарей окружкома он, к примеру, тихо сказал (но так, чтобы слышали другие): «Хотя внедрение смелой идеи обычно связано с большим риском, хотя болгарин чертовски хитер, наши планы покоряют его душу, и этим мы обязаны не только самим планам, но и тем, кто их реализует, скромным апостолам прогресса в нашем крае. Давайте же выпьем за них!»

Это произвело впечатление. И пока звенели бокалы, Христо обращался к какой-нибудь мелкой сошке, к человеку без особых заслуг и будущего, и шептал ему: «Если бы твоя преданность, камарад, была прямо пропорциональна твоим знаниям… то есть, наоборот, ты меня понял… — Тот морщился, а Христо с удивительной непосредственностью добавлял: — За твое здоровье!»

Быстро сориентировавшись, Христо начал заводить полезные знакомства, налаживать дружбу с нужными людьми и стал подниматься вверх по служебной лестнице: инструктор, заведующий сектором, а еще через два-три года — заведующий отделом горкома. И только он нацелился на пост секретаря, как из столицы прибыл Стоил. Возобновилась их давняя дружба, однако Христо быстро учуял, что окружное руководство прочит в секретари горкома Стоила. «Нет уж, дудки, через меня им не переступить! — взбеленился Караджов. — Если Дженев сидел в тюрьме, то это еще не значит, что он щекотал бороду самому господу богу! Должностей много!»

Но вскоре ему стало ясно, что, сколько бы он ни заискивал перед начальством, сколько бы оно ни хлопало его по плечу, он, Караджов, все равно останется на втором плане. И Христо затаил неприязнь к местным властям, тщательно прикрывая ее меткими фразами, приветливыми улыбками, показной деловитостью. Себя он ставил гораздо выше всех них…

— Отцу лучше? — спросила Диманка, с трудом освобождаясь от воспоминаний.

Только теперь до них дошло, как долго они молчали.

— Куда там — без конца курит и кашляет.

— Ты должна на него повлиять, тебя он послушается.

— Отец не из послушных.

— Знаю, — глухо сказала Диманка. — Но так тоже нельзя.

— Мы собираемся махнуть с ним в горы, как только у него будет просвет в работе. Там папа сразу приходит в себя.

— Втроем?

— Мама остается. Она не может без моря…

— Да, конечно, — задумчиво сказала Диманка. — Дядя Христо тоже очень занят. Может, и мы с Константином куда-нибудь уедем.

— Присоединяйтесь к нам! — не удержалась Евлогия.

— К вам?

— А почему бы нет? Это идея! Будем вместе бродить по горам, собирать грибы, я их хорошо знаю, сто блюд могу из них приготовить… А, тетя Дима, решайтесь!..

— Не так это просто, Ева, — ответила Диманка после некоторого раздумья.

9

Рабочий день подошел к концу, и Диманка с Евлогией пошли прогуляться. Широкий Славянский бульвар — это название ему дали после Освобождения — лился, как настоящая река с плотными рядами старых благоухающих лип по обоим берегам. Странная была эта река — на двух уровнях. На высоком берегу расположился Дом офицеров — нарядное, всегда свежевыкрашенное здание; дальше шли казармы, похожие одна на другую, как солдаты, среди них высилось здание штаба; а еще дальше желтели новые жилые дома с огромными магазинами в нижних этажах — их витрины выглядели так, словно там похозяйничали грабители.

На другом, более низком берегу была представлена в полном блеске старая городская архитектура. Тут стояли впритык друг к другу купеческие особняки в три и четыре этажа, украшенные портиками, эркерами, капителями, фризами «под барокко», скульптурами, почти на всех были островерхие жестяные шляпы с флюгерами и антеннами. В первых этажах разместились десятки магазинов и магазинчиков — одежда, обувь, парфюмерия, галантерея, филателия, книжные, кондитерские, хозяйственные магазины, гастрономы, аптеки; тут же находилась местная филармония, театральная касса, два кинотеатра, почта — всего не перечесть. Между ними торчали современные жилые башни, не так давно выкрашенные в яркий цвет, но уже облезшие от дождей. В просторных магазинах самообслуживания не закрывались двери, туда-сюда сновал народ — элегантные девушки в коротких юбочках, сухонькие старушки из окрестных сел с сумками и узлами, поджарые курсанты и раздобревшие офицеры, дети с потертыми ученическими портфелями в руках, железнодорожники и шоферы с переполненными сетками. На маленьких столиках старики продавали лотерейные билеты, у тележек с мороженым топтались женщины, одетые как поварихи, и нараспев зазывали прохожих: