Провинциальная история - [16]

Делю ощутил какую-то слабость в животе, потом в коленях, ноздри у него расширились и затрепетали. Втянув голову в плечи, он разинул рот и чихнул. Женщина тотчас же бросилась в дом.

— Ты никак озяб? — заметил Христо.

— Насморк, пропади он пропадом… — оправдывался Делю, все еще ошарашенный увиденным. Не его это женка, мелькнуло в голове. Чужая. Его щупленькая. Напал на сальце, кот хитрющий, а мне байки бает.

Беседа разладилась. Делю ухватился за какую-то мысль, запутался и закончил совсем другой. Видя его смятение, Христо решил, что соседа бьет лихорадка, и, обменявшись еще несколькими словами, спровадил его домой.

— Не обессудь, соседушка! — уже со своего огорода подал голос Делю.

— Ты о чем? — не понял Христо.

— Да о чем… Ни о чем!

— Бывает, — рассеянно бросил Христо и пошел к крылечку.

В долине затарахтел поезд.

7

Дружба между Евлогией и Константином началась еще в пору их детства. Из гостиной детей обычно выпроваживали и, завалив игрушками, оставляли одних, а потом поднимали их, спящих друг возле друга, как котята. Они оба были очень смирные, особенно Константин, пример послушания, чем любила пользоваться Евлогия, которая была старше на два года. Позднее, уже в пору юности, она дала ему прозвище Тих, Константин Тих[3]. «По твоей милости меня, чего доброго, сочтут за сильно запоздавшего самозванца», — сказал он как-то в шутку. Евлогия небрежно махнула рукой.

Шли годы. Смуглая, небольшого росточка, Евлогия не только внешностью своей была похожа на отца, но и характер его унаследовала. Однако время от времени за ее уравновешенностью проглядывала натура матери. По настоянию Марии Евлогия поступила в театральную академию, вошла в круг столичной богемы, но неожиданно покинула дом Мельпомены — переметнулась в агрономию. Несколько месяцев длилась битва между матерью и дочкой, однако упорство Евлогии оказалось сильнее. И хотя Стоил не принимал участия в этом поединке, втайне он был уверен, что дочь поступила правильно, и это не ускользнуло от внимания жены. Мария обвинила его в молчаливом сговоре с Евлогией. Эта история еще больше усилила ее неприязнь к собственной дочери — неприязнь, возникшую в то трудное время, когда Евлогия только появилась на свет.

Закончив образование, девушка вернулась в родной город и начала работать на районной семеноводческой станции. Год спустя из Софии приехал и Константин, он стал одним из первых инженеров местного вычислительного центра. Между молодыми людьми возродилась прервавшаяся было дружба. Обычно по субботам «трабант» Константина вез их либо к памятникам старины, либо в какое-нибудь село, где у Евлогии были служебные дела — она бродила по земельным угодьям, брала пробы почв, заходила в гости к знакомым бригадирам, агрономам, крестьянам и заносила свои наблюдения в записную книжечку. Она старалась делать это тактично — как бы между прочим, не нарушая беседы, не внося в нее напряжения и искусственности. Описания полей, почв и семян перемежались в ее книжке с меткими выражениями, редкими словами, именами и прозвищами, с житейскими историями, на которые так щедра память крестьянина, тонкого знатока природы и людей.

Забившись в какой-нибудь угол, Константин молча слушал. И всякий раз его удивляло то, как интересно и непринужденно Евлогия ведет разговор с хозяевами, восхищала ее непосредственность, располагавшая к беседе всех, кто был рядом.

Случалось, что, засидевшись допоздна, молодые люди оставались ночевать у гостеприимных сельчан. И Евлогия расспрашивала уже Косту: какого он мнения о нынешнем вечере, о крестьянах, об убранстве жилищ, об отдельных людях, чьи имена никогда не путала. Константин отвечал сдержанно. Он не считал себя вправе сразу же выносить суждение о тех, с кем они сегодня встречались, об их вкусах, складе ума. Местные жители производили на него впечатление своей сметкой, пытливостью, это отличало и совсем молодых, чья критичность подчас граничила с непримиримостью к недостаткам.

— Хотя понятливый иной раз оказывается поверхностным, легко поддается внушениям, — сказал он в один из таких вечеров.

Евлогия задумалась над его суждением. Понятлив, но податлив — это звучит афористично. Константин умница.

— Тих!

— Что?

Это было в ее стиле — вроде бы хочет что-то спросить и не спрашивает.

— Тих, у тебя мать ревнивая?

Последнее время Евлогия подружилась с Диманкой и проникалась к ней все большей симпатией.

— Думаю, что нет.

— Почему?

— Может быть, у нее нет оснований.

— А если б были?

Он медлил с ответом.

— Мама человек скрытный, Ева.

— Вы похожи друг на друга.

Константин и нравился ей, и раздражал ее своей сдержанностью, молчаливостью. К тому же он был долговязый, тощий, какой-то бесплотный, шея у него оставалась тоненькой, как у мальчишки. Евлогии порой казалось, что он упадет от внезапного дуновения ветра, и она была готова защитить его. А вот проницательный ум Константина работал точно — вероятно, набирался сил в этой его молчаливости. Будь Тих средних умственных способностей, она, наверно, и внимания не обратила бы на него. В их дружбе, сложившейся как-то по-мужски, не было обычных столкновений, каких-либо подспудных интересов, она была бескорыстной. Мы с ним и пожениться можем запросто, размышляла она, и забыть друг друга в считанные дни.