Проверка на любовь - [27]

Вот посмотрите на нее сами.

Задница барсука при походке источает больше грации, чем Джеки в ее сегодняшнем состоянии.

Да, она, конечно, остается красивой женщиной, и это никто оспаривать не станет. Под пламенно-огненными спутанными волосами, которые сейчас можно с перепугу принять за парик, и размазанного грима в стиле боевого раскраса, можно, если постараться, разглядеть ее собственные родные черты, только для этого вам придется еще и прищуриться. Если вы человек непривычный, то, наблюдая за ней, стоящей у холодильника и жадно поглощающей содержимое пивной бутылки, вы запросто можете принять Джеки за ярчайшую представительницу нечистой силы.

За короткое время моего пребывания в ее «Доме греха», как она любит называть свое жилище, я научилась даже не обращаться к ней, пока она находится в подобном состоянии. И не потому, что Джеки может огрызнуться или обругать меня. Нет, этого не случится. Она просто вообще никак не отреагирует на мои слова, потому что пока для нее весь мир — пустое место.

Однако о прошедшей ночи ее и спрашивать не надо. Все видно и так: разгул шел на полную катушку, и она играла в нем не последнюю роль. Не обошлось без секса, причем какого-то феноменального, судя по ее походке а-ля Джон Уэйн. Покрасневшие глаза и обвисшие щеки говорят о той степени интоксикации, которую она успела получить за ночь, да и вообще каждая часть ее тела может рассказать свою отдельную историю. Она присаживается за кухонный стол напротив меня, а я раскрываю свой ноутбук.

Несколько дней я пытаюсь бороться с собой и не начинаю работать с накопившимися письмами читателей и их проблемами. Как-то раз я заглянула в свой почтовый ящик и испытала жалость к себе самой. Я искренне позавидовала отправителям всех этих посланий. У них, по крайней мере, остается какая-то надежда, они еще во что-то верят. Правда, вся беда заключается в том, что верят-то они не в себя самих, а в меня.

Как раз перед тем, как расстаться с Люком, я решила немного расширить сферу своей деятельности. То есть работать где-то еще, помимо журнала «Глосс». Пару раз меня приглашали выступить на шоу «Саншайн» на Эф-Эм. И все прошло очень даже гладко. Получалось, что я хорошо знаю все то, о чем говорю, да и сама сижу вроде как на троне. Но вот только теперь, когда я с этого трона свалилась, то поняла, что снова на него забраться будет ох так трудно!

Та беспристрастность, в которую я облачалась, как в мундир, теперь исчезла навсегда. Возможно, это и к лучшему. Конечно, очень здорово быть корреспондентом и описывать поле битвы как бы с позиции нейтралитета, но что может произойти, если тебя самого вдруг втянут в эту войну, да еще не снабдят оружием? А потом еще и оставят одного в опасной зоне: мол, отбивайся, как хочешь? Как в этом случае ты сумеешь восстановить свою объективную позицию?

Неожиданно я поняла, что начинаю терять веру в самоё себя. В свои собственные советы и рекомендации. Все, что я пишу, — не важно, насколько убедительно все это звучит, — не вдохновляет меня ни на что, а лишь вызывает серьезные сомнения. Все это фикция и выдумки. С таким же успехом я могла бы сочинять романы.

Каждый раз, когда я умоляю читательницу простить своего возлюбленного или стараюсь убедить ее в том, что измена вовсе не обязательно должна привести к окончательному и бесповоротному разрыву, то, что я на самом деле хочу ей сказать, звучит примерно так: «Он попользовался тобой. Ему наплевать на тебя. Он ненавидит тебя, и это выразилось в том, что он совершил именно то, что должно было больней всего задеть и унизить тебя. Ты не должна, ни при каких обстоятельствах, прощать его. Любовь — штука вовсе не сложная. Любить очень просто. Это самое легкое, что есть на свете. Вот поэтому измена является страшнейшем врагом любви. Это враг всем нам. Но надежда все-таки существует. Если даже мы договорились не брать пленных, мы все равно можем победить измену».

Но это писать я, разумеется, не могу. Во-первых, никто бы не стал этого публиковать. Во-вторых, я бы сразу потеряла свою работу. Но теперь я и сама не знаю, верю ли я в то, что когда-то думала. Правда стала для меня первой катастрофой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь мне кажется, что я все понимаю и чувствую немного по-другому. И вот еще что. Мне даже стало трудней писать всякую слащавую обнадеживающую чепуху из серии «у меня найдется ответ на любой вопрос». Да, советы — этой мой конек, мой хлеб, если хотите, но вот только сейчас, похоже, запасы его иссякают и поставок в ближайшем будущем не предвидится.

Я уже составила несколько ответов за этот месяц. Но выбирала самые простые, над которыми и думать-то не пришлось, такие, где ответ очевиден. Например: у моего парня воняют ноги. Мне нравится наш босс. Такая вот ерундистика. Но я прекрасно понимаю, что этого будет маловато.

Я снова всматриваюсь в послания. Джеки снова задремала, подперев щеку рукой и полуоткрыв рот.

Чтобы вновь приобрести форму, я решаю мысленно вернуться назад. Туда, с чего все это началось.

Я вспоминаю ту самую первую статью, которую представила Веронике, ту самую, за что она мне и предложила сотрудничать в «Глоссе». Статья посвящалась признакам, по которым девушка могла судить о верности и измене своего парня. «Крушение любви: десять способов узнать, что ваши любовные отношения в опасности». Я нахожу ее в памяти компьютера. Вот она, моя статья, в ее первоначальном электронном виде.