Протопоп Аввакум. Жизнь за веру - [162]

Несмотря на новые строгие запрещения властей, сочинения Аввакума и всей «великой четверицы» по-прежнему переписывались «добрым письмом», из них составлялись полные сборники и рассылались «верным». Сочинения Аввакума можно было теперь приобрести «из-под полы» даже в Москве в книжных рядах на Красной площади. Власти это всё больше и больше беспокоило.

* * *

6 января 1681 года, в праздник Богоявления Господня, в Москве произошло событие, которое, по-видимому, окончательно предрешило судьбу пустозёрских страдальцев.

В этот день каждый год с участием царя и высшего духовенства совершался торжественный крестный ход из Кремля на Москву-реку. «Из всех официальных праздников это был самый пышный, из всех царских выходов — самый торжественный, — пишет А.М. Панченко. — “Чающие движения воды” съезжались в столицу со всего государства. На кремлёвском холме собиралось до трёхсот-четырёхсот тысяч человек. Около полудня начинался крестный ход, который направлялся из Успенского собора к Тайницким воротам. Напротив них на Москве-реке устраивалась иордань. Шествие открывали стрельцы в цветных кафтанах, с золочёными пищалями, копьями и протазанами — по четыре человека в ряд, сто восемь рядов в описываемый день. На ложах сверкали перламутровые раковины, с обтянутых жёлтым и красным атласом древков свисали шёлковые кисти. За стрельцами, в преднесении икон, крестов и хоругвей, следовало священство в богатейших облачениях, от младших степеней — к старшим, с патриархом позади. Потом шли московские чины, начиная приказными дьяками и кончая стольниками, за ними царь в окружении бояр, поддерживаемый под руки двумя ближними людьми… На царе была порфира с жемчужным кружевом, на плечах — бармы, или диадима, большой крест на груди и Мономахова шапка с соболиной опушкой. Всё это блистало драгоценными каменьями; даже бархатные или сафьянные башмаки были густо унизаны жемчугом. На иордани, в “царском месте” (оно представляло собой миниатюрный расписной пятиглавый храм) государь переодевался в другое, столь же роскошное платье. Смена одежд была символической и имела прямое отношение к идее праздника — обновлению человека, призванного к чистой и безгрешной жизни. Во время богоявленских торжеств “орошалась душа”; наглядно это подчеркивалось окроплением и купанием в крещенской проруби. Однако нашлись люди, которые восстали против показного официального благополучия».

Торжественный ход праздника был нарушен бунтом, о котором власти позднее вспоминали с содроганием. Вот как об этом сообщается в синодском «объявлении» 1725 года, написанном по поводу отобранной у московских старообрядцев иконы с ликом пустозёрского страдальца: «Долголетно седя в пустозерской земляной тюрьме, той безсовестный раскольник (Аввакум. — К.К.)… утоля мздою караул, посылал ко единомысленным своим в Москву, котории во время царствования… Феодора Алексеевича, пришествии его величества на иордань в день святаго богоявления, безстыдно и воровски метали свитки богохульныя и царскому достоинству безчестныя. И в то же время, как татие, тайно вкрадучися в соборныя церкви, как церковныя ризы, так и гробы царския дехтем марали и сальныя свечи ставили, не умаляся ничим от святокрадцев и церковных татей. Сея вся злодеяния быша в Москве от раскольников наущением того же расколоначальника и слепаго вождя своего Аввакума. Он же сам, окаянный изверх, в то же время… седя в вышеозначенном юдоле земляныя своея тюрьмы, на берестяных хартиях начертавал царския персоны и высокия духовныя предводители с хульными надписании, и толковании, и блядословными укоризнами».

Итак, совершилось нечто неслыханное! Во время Крещенского водосвятия, когда на кремлёвском холме и по берегам Москвы-реки собрались сотни тысяч людей, включая царя Феодора Алексеевича, противники никоновских реформ устроили разгром в опустевших Успенском и Архангельском соборах — главных храмах государства Российского. «Это был не столько разгром, сколько символическое осквернение. Сальные свечи в церковном обиходе не употреблялись; их считали нечистыми… Дёготь — общеизвестный знак позора, им мажут ворота гулящей девке. В глазах бунтарей официальная церковь утратила непорочность, уподобилась блуднице и не могла претендовать на духовное руководство» (Панченко).

В то же самое время старообрядец Герасим Шапочник поднялся на колокольню Ивана Великого и «метал» оттуда в толпу свитки с политическими карикатурами и «хульными надписями», обличающими царя, светских и духовных властей во главе с патриархом Иоакимом. Как выяснилось, оригиналы на берестяных хартиях изготовил сам протопоп Аввакум. Одна из таких карикатур, выполненная на бумаге, дошла до наших дней. На ней изображён круг «верных», а вне этого круга даны схематические изображения физиономий «вселенских» патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского и трёх русских новообрядческих иерархов — Никона, Павла Крутицкого и Илариона Рязанского. Подписи под изображениями гласят: «окаянный», «льстец», «баболюб», «сребролюбец», «продал Христа». Такого публичного позора власти простить не могли. Вскоре последовало решение об учреждении следствия по данному делу.