Противостоять злу - [68]

И вот сидел Коршунов в кресле, наблюдая за красавицей Олесей с её прелестной дочкой, и сердце его наполнялось злобной завистью. И Олеся, и девочка, словно сошедшие с картинки, радостно смеялись, поглядывая на своего мужа и отца в одном лице, который также был очень симпатичным.

Коршунов понимал, что в сравнении с Латовым Евгением очень сильно проигрывает, и от этого ещё сильнее злился. Злость, рождённая завистью, подтолкнула Коршунова на ещё один тяжёлый грех.

Когда Латов решил уйти из криминального бизнеса, его пытались заставить работать дальше, так как он занимал определённый пост и очень сильно помогал Коршунову. Уговорами или угрозами заставить не удалось, и тогда Коршун решил подстроить похищение девочки. Лишь только Латов узнал о пропаже дочки, просто потерял голову. Он силой пытался отнять дочь и поплатился за это жизнью. Коршунов сам всадил пулю в ненавистную грудь и со злорадством наблюдал, как жизнь постепенно гаснет в красивых глазах Евгения. Эта смерть охладила ненависть Коршунова и он решил отдать ребёнка матери, выставив себя героем, и будучи уверен в том, что милиции не известно о похищении.

Когда он уже подъезжал к Москве поздно ночью со спящим двухгодовалым ребёнком на заднем сиденье, увидел впереди три милицейских машины и милиционеров, останавливающих всех подряд.

Коршунов выключил фары и, оставшись незамеченным, повернул назад. Он отъехал километров пять, остановился и задумался. В машине не было ничего запрещённого законом, кроме похищенного ребёнка.

Коршунов задумался не надолго, потом достал с заднего сиденья маленькое хрупкое тельце, отошёл с ней подальше в лес, и когда девочка начала плакать, разбуженная ночной прохладой, с силой стукнул о дерево. Коршунов не хотел убивать, он хотел, чтоб ребёнок замолчал и не плакал, хотел оглушить её, чтоб оставить у дороги и дать возможность найти. Он как будто даже пожалел маленькую дочку Олеси, но когда вынес её из леса ближе к дороге, понял, что ребёнок мёртв. Слишком сильным был удар…

Коршунов оставил девочку и уехал в область, вернувшись в Москву по другой дороге лишь под утро.

И вот теперь, через двадцать лет, он встретил Олесю.

Проезжая вдоль проспекта, Валерий попросил водителя остановить машину возле торговой палатки. Ему сильно хотелось пить.

Водитель притормозил, и когда телохранитель хотел пойти купить воды, Коршунов остановил его:

-Сиди. Я сам.

Он медленно вышел из машины, жестом приказав охране не следовать за ним. Ноги затекли, болела поясница, и Валерий, купив воды, хотел пройтись немного, чтобы размяться.

Он стал прохаживаться перед кафе, рядом с которым стояла палатка. Было четыре часа дня, в почти пустом кафе через стеклянные витрины просматривались все столики, и за одним из них сидела женщина. Она сидела у самого стекла, и Валерий сразу узнал Олесю.

Поддаваясь воспоминаниям о чувствах, которые испытывал когда-то, Коршунов вошёл в кафе и, ещё сам не зная, что скажет, подошёл к Олесе.

-Олеся,- окликнул он.

Женщина вздрогнула и подняла глаза. На лице ясно читалось, что она не узнаёт подошедшего.

-Я Валерий. Помните?

-Валерий?

-Я как-то был у вас. Я друг вашего бывшего мужа Евгения.

 При упоминании о погибшем Евгении Олеся погрустнела.

-Можно я присяду за ваш столик?

-Садитесь, пожалуйста.

Видно было, что она так и не вспомнила Коршунова.

Олеся не знала, о чём говорить, и от этого немного нервничала. Коршунов просто сидел и рассматривал лицо, так понравившееся ему когда-то. Со злорадством он подмечал и сеть морщинок, отчётливо проступивших под глазами, и складки возле губ, оставленные переживаниями, и отвислость щёк. Лишь глаза Олеси остались прежними. Такими же большими, красивыми, ясными. Именно по глазам Коршун и узнал её.

-А когда вы у нас были? – первой нарушила затянувшееся молчание Олеся.

Валерию было неприятно, что она совсем не помнила его. Он назвал дату.

-А-а-а! – протянула Олеся и опять замолчала.

-Вы играли с дочкой в саду.

-С Лизонькой! – обрадовалась женщина, услышав о дочке, и посмотрела на Валерия более дружелюбно.

Но уже через секунду на её лице появилась глубокая складка между бровей. Олеся нахмурилась.

-Мне так не хватает дочки! Я очень часто её вспоминаю. Она была такой ласковой, такой спокойной. А какой красавицей! Если бы она осталась жить, сейчас бы была уже совсем взрослой. Я смотрю на взрослых девушек и завидую их матерям. Они, наверное, дружат со своими дочками, секретничают. Как же мне этого не хватает! – Олесю словно прорвала. Она заговорила быстро и эмоционально. – А Женю, вы помните?

-Да, конечно.

-Он был замечательным мужем. Лизонька, наверное, была в него. Мне они часто снятся. Всё время весёлые, счастливые.

-А что с ним случилось? – спросил Коршунов, желая остановить словесные излияния Олеси.

-Неизвестно. Сказали, что это было разбойное нападение. Сначала Лизу украли, потом..., - Олеся замолчала, судорожно вздохнув.

До сих пор эти воспоминания были невероятно тяжёлыми для неё.

-Да ладно, столько уж лет прошло, - как бы между прочим заметил Коршунов.

-Для меня это как будто было вчера. Я даже помню, какое платьице на неё надела перед… - она опять вздохнула. – Я очень любила её одевать в разные костюмчики, платьица. Она во всём была, как куколка. Мы с Женей много её фотографировали. Он называл её своим самым маленьким и самым дорогим сокровищем.