Противостояние - [271]

Майор уходил от вертолета быстро, стараясь не оглядываться — он панически, до дрожи в коленях боялся, что генерал выбрался из вертолета и теперь догоняет его. Но вертолет сам догнал его — позади, за спиной полыхнуло, глухо грохнуло — и через несколько секунд на Баранова едва заметно пахнуло горячим…

Только тогда он осмелился обернуться. Лежащее на склоне горы искореженное тело вертолета полыхало быстрым, текучим пламенем и черный, густой дым столбом поднимался в зимнее пакистанское небо.

— А-аха-аха-аха… — закашлялся горловым, нездоровым смехом майор.

Вот так вот. И что теперь стоят генеральские звезды и пистолет? Да ничего обладая ими можно точно так же сгореть на жертвенном костре, как и простой солдатской скотинке. Ничего это не значит! Надо просто — инее высовываться, не геройствовать и все будет ОК. О кей, потому что он уже в свободной стране, на свободной земле, и американцы с радостью примет его — он хоть и не знает столько сколько генерал — но тоже немало. Немало, потому что то что он знает — это грязь, позволяющая опытному человеку используя ее манипулировать людьми. Эта грязь которая всегда в цене и нужна всегда, любой разведке, от американской, до бурундийской. Любой разведчик с наслаждением ляжет в эту грязь как свинья, покопается в ней — потому что такова его работа и в этом ничего особенного нет. Эту грязь на своих коллег, в том числе в генеральских чинах-званьях он собирал по приказу генерала, в их банде он отвечал именно за это — а теперь он воспользуется этим, чтобы купить себе билет в свободу и новую жизнь.

И будет жить где-нибудь на теплом, морском берегу…

Мечтая о новой жизни, он не заметил, как ступил на опасный карниз. В следующую секунду он дрогнул под ногами — и осыпался вниз, в глубокую, не меньше десяти метров расщелину. А майор Советской Армии — Баранов рухнул в каменный прогал вслед за ним.

Снег смягчил падение, и он остался жив — хотя вывихнул кисть и окончательно сломал треснутую в кости ногу. Он даже не потерял сознание от удара, просто в глазах потемнело. Удивленно будто это произошло не с ним, а с кем-то другим, он осмотрелся по сторонам, увидел снег, увидел отвесные каменные стены, увидел серое, хмурое, безразличное ко всему небо в каменной трещине прямо над головой.

И понял, что ему отсюда уже не выбраться…

Абхазская АССР, окрестности Сухуми. Спецдача

22 декабря 1987 года

Черное море все же прекрасно — даже зимой. Как и вся эта земля, для жителей которой солнце встает на севере.

Именно такая мысль пришла в голову бывшему министру внутренних дел Грузинской ССР, а ныне министру иностранных дел СССР и члену Политбюро ЦК КПСС Эдуарду Амбросьевичу Шеварднадзе, когда он стоял на большой застекленной веранде спецдачи недалеко от Сухуми и смотрел на неспокойное, бурной, волнующееся Черное море.

Дача эта официально принадлежала Управлению делами ЦК КПСС, и раньше на ней любил отдыхать Василий Мжаванадзе, большой друг Леонида Ильича, первый секретарь грузинской компартии. А Шеварднадзе, будучи тогда министром внутренних дел Грузии любил его за это критиковать. Нет, не публично, конечно, сор из избы выносить нельзя — но в кабинетах на Старой площади, а то и в Кремле. Там критика — пострашнее любой публичной будет.

Теперь, когда Мжавванадзе сняли — сам батоно Эдуард полюбил отдыхать здесь, и даже предпринимал усилия к тому, чтобы дачу переписали на Министерство иностранных дел. Ничего зазорного в этом он не видел.

Батоно Эдуард посмотрел на часы — еще рано. Потом — вернулся к созерцанию накатывающих на берег валов Черного моря — его то успокаивало.

Официально, он прибыл сюда, в Абхазию на отдых, а то мероприятие, что должно было состояться здесь — по документам проходило ни много ни мало как партийная учеба. Батоно Эдуард свой партийный билет еще не разорвал, но если подходить к делу формально — обучать других партийцев права не имел, потому что у него не было необходимого для этого образования. Тем не менее — кое-чему он поучить людей сегодня собирался — например, как выживать в экономических условиях нового времени, куда вкладывать деньги и чего ждать. За это ему должны были перечислить деньги — передать целую сумку с предъявительскими сберкнижками и отдельно — сумку с деньгами. Это были рубли, не доллары, доллары Батоно Эдуард получал за океаном, пока не так много — но ему сказали, что именно он должен сделать, чтобы получить много. А пока этого не сделано — никакой заработок лишним не бывает.

Людей, с которыми член Политбюро ЦК КПСС должен был проводить сегодня партийную учебу, было немного и не все они были грузинами — просто так сложилось, что учеба была назначена в Грузии, а они были людьми мобильным, могли очень быстро перемещаться по стране. Люди эти были самыми разными, и по возрасту — хотя никого младше сорока не было, и по национальности — хотя большую их часть составляли представители Закавказья и средней Азии. Всех их объединяло одно — они были именно теми людьми, личное состояние которых превышало сто миллионов долларов США Других на этой партийной учебе — не было.

С Ленинграда прилетел золотой магнат, пожилой, но все еще крепкий русский старик. Он был ветераном Великой отечественной войны, снайпером, потом отсидел десять лет в ГУЛАГе. Отсидев, он стал прибирать к рукам всю нелегальную торговлю золотом в СССР и к описываемому моменту его состояние приближалось к миллиарду вечнозеленых, причем значительная часть этого состояния была в золоте, вечно дорогом, не падающем в цене металле. Человек этот создал в СССР параллельную золотодобывающую отрасль промышленности, которая добывала золота больше, чем официально добывалось в СССР и это золото вывозило контрабандой за рубеж, потому что в СССР продать такое большое количество золота было негде. На этого человека работало свыше десяти тысяч человек, он создал на северах настоящую армию, вооруженную в том числе автоматическим оружием, в холуях у него ходили секретари обкомов, а может и кое-кто повыше. Советскую власть этот человек презирал за ее слабость.