Противостояние - [259]

В поднимавшейся извилистой, узкой дорогой к отремонтированному дворцу Тадж-Бек белой Волге сидел генерал ГРУ Владимир Афанасьевич Птицын. Он был мрачен. Операция по ликвидации Масуда была провалена — очередная, подложенный в нужном месте фугас сработал с опозданием. Но на самом деле он ехал сюда не только за этим. Он и сам боялся признаться себе в том, что не верил в успех начатого им, и его товарищами. Они выступали одни — одни против всей системы, а американцы совещались и раздумывали, вместо того чтобы оказать им прямую и действенную помощь. ОН сам слишком долго работал в системе, он сам был частью системы, одной из самых грозных систем из числа созданных человеком — и долгий опыт работы в системе научил его, что в противоборстве человека и системы всегда выигрывает система. Все сюжеты для фильмов — можно было оставить для фильмов и досужих авторов — детективистов. Систему может победить только другая система — а она то как раз и не хотела открыто вмешивать несмотря ни на что. Дело в том, что на той стороне сидели люди, для который бой считался — верным, в котором полностью победить невозможно, можно только временно ослабить противника. Они думали так — и они боялись сделать решительный шаг, как бы генерал не подталкивал их к этому.

Бой не вечен!

Они не знали этого. Он знал, даже не знал — чувствовал, но убедить в этом других не мог. А сейчас он чувствовал еще кое-что — что пора сматываться. Он поехал на это совещание, сам не зная почему — возможно потому что хотел рискнуть в последний раз, убедиться лично — и бежать.

Волга мягко затормозила в ряду точно таких же, в основном чистеньких, лакированных, несмотря на пыльные и ухабистые афганские дороги. Поэтому признаку — чистоте и ухоженности машины, можно было понять, кто ездит сам, а у кого есть личный шофер.

— Из машины ни шагу! — резко сказал генерал, перед тем как открыть дверь — сидите как пришитые… Алескер. Разверни машину так, чтобы она стояла носом к дороге и первая.

— Есть.

* * *

Дворец, капитально отремонтированный перед тем, как принять сюда офицеров штаба 40ОА и офицеров оперативной группы МО по Афганистану, был конечно не тем дворцом, который был при Амине, до беды. Нищая краска на стенах, расшатанная мебель, вытертые за долгие годы, некогда шикарные ковры. Типичные признак советского учреждения, где бы но не находилось. До того, как неподалеку поставили сборный городок с финскими модулями — некоторые офицеры штаба жили в палатках и землянках.

— Где состоится? — негромко спросил генерал Птицын одного из встречных. Здесь он мало кого знал лично — и мало кто лично знал его. Не любил публичности генерал ГРУ.

— Вон там…

* * *

Места, достаточного для того чтобы вместить столько народа нашли лишь в бывшем обеденном зал, некогда сервированном богемским хрусталем и британским серебром. Сейчас этот зал, самый большой во дворце, использовался для оперативных совещаний с партнерами — так называли афганцем на этом уровне, солдатня называла их «зелеными». Круглого или овального стола не нашли, доставили в некое подобие прямоугольника все что смогли найти. Народа собралось столько, что… не всем места хватало. Птицын был хоть и «чужим» — но генералом, и место ему уступили. За столом тихо перешептывались, пытаясь понять, что это все значит, почти ни у кого не было папок «к докладу» — еще одной неотъемлемой черты советского совещания. Когда назначается совещание — нужно заранее раздать вопросы и дать людям подготовиться, это азбука штабной работы. Совещание без вопросов — это нонсенс, такого быть не должно.

Зашумели, волна прокатилась по залу — генерал Птицын не успел понять, что происходит — а все уже вставали, и он, боясь опоздать, поднимался вместе со всеми…

Громов…

Новый командарм сороковой армии выглядел не слишком серьезно, после представительного Дубынина — хотя если и уступал ему в оперативном искусстве, то совсем немного. Дубынин, один из наиболее талантливых, если не самый талантливый командарм советской армии за время своей службы в Афганистане должен был «начать побеждать». Он и начал — вот только товарищ генеральный секретарь Горбачев забыл разъяснить товарищу Дубынину, что он понимает под словом «победа». Если снижение потерь — так оно было. Если серьезные операции, в которых с минимальными потерями громились целые душманские фронты — так они тоже были. Советская армия, совершенно не умея воевать в локальных войнах и конфликтах, за время пребывания в Афганистане все таки многому научилась. Да, были проблемы — но они решались, уроки афгана изучались, выводы — делались. Модернизировалось вооружение, готовились в производство новые образцы, совершенствовалась стратегия и тактика. Если года до восемьдесят пятого душманы слыхом не слыхивали о том, что такое спецназ — то сейчас порой сам факт присутствия в районе боевых действий группы спецназа заставлял малоустойчивые группы душманов бросить позиции и отступить. Однако, войну нельзя было закончить наполовину — ее надо было закончить совсем, а как это сделать, не пересекая пакистанскую границу — никто не знал.

Ведь если тебя донимают осы — намного разумнее не гоняться за ними с сачком и резиновой оплеушиной — а найти гнезда, плеснуть бензином и бросить спичку. Не так ли?