Противостояние - [257]

.

За инфляцией должны были последовать массовые беспорядки, волнения на национальной почве. В этом заинтересованы были все — первые секретари республик из-за катящегося по стране вала арестов, начавшегося еще при Андропове, были кровно заинтересованы в некоторых гарантиях своей безнаказанности, а их могло дать либо независимое государство, либо некий документ, в котором была бы прописана их неприкосновенность. Такой документ втайне готовился и назывался он союзным договором — новым, хотя никто не мог вспомнить, когда подписывался и в чем заключался старый. Этот союзный договор ограничивал власть центра и сам по себе, своими формулировками создавал вероятность будущего развала — тяжелого развала, с кровью. Но это и было предусмотрено его составителями. С этой же целью активизировались так называемые «народные фронты» — их начали создавать после смерти Андропова, Андропов никогда бы не позволил никому играться с такими вещами. Официального фронты создавались — опять-таки по предложению советских think tanks, думающих танков, мозговых центров наподобие американских — в ответ на рост межнациональной напряженности и с целью взять ситуацию под контроль, ввести ее в некие приемлемые рамки, оседлать волну, так сказать. Никто — даже в КГБ никто — так и не понял, что при необходимости эти структуры: готовые, с организаторами, исполнителями, наработками, которые делались вообще то для свержения капиталистических режимов в других странах — станут тараном, чтобы развалить государство, чтобы развалить Союз. Просто будет отдан приказ сверху — и он будет исполнен. И те кто писали расписки и были агентами органов будут говорить громче всех, и говорить упоеннее всех, только для того, чтобы отвести от себя подозрения.

Заинтересованы были в личной безопасности и кооператоры. Мутная поросль бизнеса новой волны, не знающая и не желающая соблюдать никаких правил, обналичивающая один к двум, открывающая видеосалоны с Эммануэль и Брюсом Ли, ввозящая в страну первые компьютеры — она тоже была заинтересована в бардаке. Тогда шел период первоначального накопления капитала, дерзкий, с кровью, со свистом нунчак, с полным беспределом и правовым вакуумом, когда каждый делал то что мог делать. И все «накопители» — смотрели только на день-два вперед, зарабатывая по пятьсот процентов навара с каждой сделки, и даже не догадываясь, что может быть время, когда милиция просто придет, и просто предложит тебе поделиться доходами, а милиционеры, сейчас ковыляющие на дряхлой канарейке, на которую выделяют хорошо если десять литров топлива в день — будут ездить на автомашинах лучше, чем есть у них самих.

Надо сказать правду — заинтересован был и народ, заинтересованы были самые широкие слои населения, и таких было если и не большинство — то очень значительная часть. В этом и заключалась трагедия — они, те кто рушил Союз — «попали в струю», народного недовольства, народного гнева, народной жажды перемен. Те, кто это делал отлично понимали жажду перемен народа: просто если долго врать, при этом ничему не веря — это все равно становится заметно, а потом — еще и становится омерзительно. Но дело было еще и не в этом.

Почему то всем — кооператорам, шахтерам, уже говорящим о забастовках и не желающих брать ипотеку под три процента годовых с выплатой половины стоимости квартиры шахтой где они работают, колхозникам, создающим хозрасчетные бригады, заводчанам со своими НТЦ[344] и временными группами, где зашибали по три зарплаты за месяц — почему то у всех у них было какое-то светлое, и по детски наивное представление о том, что стоит только добиться каких-то своих прав — и они будут жить как при капитализме, а платить за свет, газ, воду, все прочее — как при социализме. Что в аптеках будут дешевые лекарства, что будет бесплатное лечение и бесплатная школа для детей. Наконец — что если кто-то стоит в очереди на получение квартиры — то ему ее дадут и обязательно бесплатно. Удивительно — но это представление было, и нельзя сказать, что оно было разожжено громкими обещаниями на пустом месте, оно было и до этого, до тех пор, когда люди, желающие разрушить страну, предложили всем растаскивать ее по кусочку, урывать — и грызть в своей норке. Почему-то ни в советском детском саду, ни в советской школе не учили, что бесплатно ничего не бывает, и за все надо платить.

Было… Раз это быдло само желает растащить и разрушить свою страну — значит, это быдло и есть и оно заслуживает всего, что с ним произойдет.

Обязательно произойдет. Пусть эти… расстрелять их надо было… или в больницу, старые все, на кладбище прогулы ставят… Уж там, в цековской больнице — подлечили бы. По полной программе подлечили бы!

Яковлев вздрогнул от очередного громкого объявления по трансляции, посмотрел на часы — и понял, что он едва не опоздал на самолет! Проклятье, посадку на Лондон давно объявили! Терминал… терминал…

Подхватив свой багаж, он торопливо направился к таможенной зоне, поглядывая на часы, сердце колотилось как сумасшедшее.

— По ногам как по асфальту! — возмутился кто-то.

Да пошли вы все!!!

Вот и пограничный пост. Хромированная вертушка, она приводится в действие от педали. Нажмешь педаль — можно идти, она поворачивается.