Против неба на земле - [34]

Дорога уводит без прекословия. Вниз, вниз и вниз, словно к глубинам земли. Не гони‚ Шпильман‚ не гони! Распорядись со смыслом, заполни одинокие пространства на пути‚ вызови обитателей из небытия‚ размести каждого на месте своем. Это твои дни творения – других может не быть. Дорога прорублена через кручи‚ срезы по сторонам выжженные‚ кремнистые‚ прокаленные до белизны. Будто письмена на них‚ клинопись – с тех дней‚ когда богатырь Шимшон срывал горы с основания и растирал одну о другую. Что бы тебе‚ Шпильман‚ не свернуть туда, к снегам Лапландии, где волки льют слезы в полуночных сполохах, головы задрав на леденящую‚ неподступную обольстительницу? Что бы тебе не укатить к старым добрым голландцам‚ где равнины стелятся под ногой шелковистой порослью‚ купы дерев склоняются над небыстрым ручьем‚ пастухи музицируют на свирелях‚ увитых розами‚ пастушки в венках водят неспешные хороводы‚ пухлые купидоны вспархивают в восторге над упитанными коровами‚ – вскричит ли и там глас негодующий‚ глас остерегающий‚ гневные обличения пророка‚ которого непременно желают убить?..

3

Звонит теща Белла:

– Ты где?

– В машине.

– Куда собрался?

– Куда глаза глядят.

– С тобой подруга?

– Со мной ежик.

– Дурак ты‚ Шпильман... Всё один да один. Только свистни – набегут в очередь.

– Очередь не надо. С очередью мне не справиться.

Шумы в трубке. Потрескивания.

– Шпильман‚ кто такая Ирит?

– Жена Лота. Которая – соляной столб.

– А поближе?

– Не знаю.

– Обнаружила в записной книжке. Имя и телефон. Чей – не упомню.

– Позвони. Проверь.

– Да она, может, умерла. В нашем возрасте это бывает.

– Вычеркни тогда.

– Начнешь вычеркивать – кто останется?..

Голос прерывается. Свист. Треск. Помехи.

– Выхожу из зоны слышимости.

– Шпильман‚ не выходи!..

Верблюд смотрит без интереса. Грустное создание песочного цвета с проплешинами по бокам‚ в расшитой цветной попоне для привлечения туристов. Бедуин дремлет в тени верблюда в ожидании нескорого дохода. Уведомлением начертано на скале: "Уровень Мирового океана". Понизу процарапано разное‚ смытое дождями‚ затертое песчаными бурями‚ словно опускается на крыльях дежурный ангел‚ соскабливает прежние послания‚ освобождая места для последующих. "Потомки! Мне неуютно..." – "Потомки! Вас может не быть..."

Уровень Мирового океана‚ вход в теснины‚ в узину меж прорезанных утесов‚ как соскальзывание в изнаночный мир‚ бегство из ближней тоски в отдаленную‚ где отступят понятия, прикипевшие за жизнь, и закрутятся иные дни – малыми шестеренками в механизме‚ сдвинутся шестеренки покрупнее‚ дрогнут на циферблате грузные стрелки десятилетий. Окунуться налегке в полноводное время‚ отбросить мерила постепенности‚ познать место незнаемое‚ полное обретений‚ без образа-имени: куда? зачем? – поймешь‚ Шпильман‚ по последствиям.

Погрузил ладонь в воду – Мировой океан тепл‚ мягок‚ покоен...

Минуты раздумий – каплями иссыхающего источника...

Кто сказал: "Непрожитым не насладиться"? Кому он сказал?..

Ежик ворохнулся в коробке‚ как подтвердил угаданное‚ и Шпильман начинает неспешное движение в глубины морей‚ погружая колеса‚ стекла‚ кабину в толщи иссохших вод, в отцветшую их голубизну. Не оглядывайся‚ Шпильман‚ не оглядывайся! – в здешних краях это не проходит даром. Неслышно хрустят ракушки на дне‚ лопаясь от непереносимой тяжести‚ расступаются‚ давая дорогу‚ обитатели исчезнувших глубин. Травы на дне – были ли здесь травы? Реки – вливались ли в те моря? Тускнеет свет‚ утихают звуки‚ слабеют сигналы‚ несущие кровавые ужасы‚ беспредельную пошлость‚ открытый гнев с затаенной злобой‚ – не пробиться к Шпильману. Спуск в затенье‚ во внебытие‚ в неведение‚ а вокруг тени диковинных теней‚ похожих на непохожее‚ следы невиданных следов‚ оставленных под залог‚ истаявшие ароматы истлевших существований‚ эхо отзвучавшего эха – сбережением утихших звуков.

Бедуин даже не проснулся. Верблюд головы не повернул. Им от рождения даровано пристанище – редкая награда‚ тоска по прошлому им не дана‚ разве что тоска по настоящему‚ которое не удержать, – пустыня неизменна лишь в глазах пришельца. Сметается паутина привычностей, отстают и остаются позади извержения фабричных труб‚ удушье тел в автобусах‚ вонь мусорного бака, прорванной канализационной трубы‚ гниль и падаль. Всё остается позади‚ последними отпадают сожаления‚ и когда Шпильман выкатывается на равнину‚ он уже свободен – той свободой‚ к которой надо себя готовить.

Звонит теща Белла:

– Шпильман‚ она жива. И тоже меня не помнит. Вроде учились вместе. Или работали. Всё перепуталось. Прожитое – с экранными глупостями.

– А ты пригласи в гости. При встрече разберетесь.

– Глупый ты‚ Шпильман. Кто же меня теперь узнает? Кто узнает ее?.. Вот тебе мой совет. Выбрасывай записные книжки‚ пока молодой. Спасибо потом скажешь...

4

Путь привычен. Дорога знакома до мелочей. Шпильман говорит:

– Слетал в Лондон – попрощался с Лондоном. Слетал в Рим – попрощался с Римом. Приплыл в Грецию…

Спрашивает:

– В Греции был?

Ежик отвечает молчанием: "В Греции не был".

– Там‚ на одном из островов‚ встретит тебя старик‚ возле которого пасутся ослы. Спросит: "Куда собрался?" Ответишь: "Туда-то". – "Садись. Этот осел отвезет. Он знает дорогу". – "Без погонщика?" – "Без погонщика. Каждый осел знает дорогу в одно только место". Поинтересуйся: к чему бы это?