Протест - [28]

— Боб!

Тингл вытащил себя из густой трясины размышлений.

— Конечно, я с тобой согласна. Все эти комитеты давно прогнили. Но можно посмотреть и с другой стороны. Если бы ты жил раньше, то вряд ли сказал бы что-нибудь определенное об этой постановке. По крайней мере так можно хоть что-нибудь изменить.

Все эти комитеты напоминают мне воздушные шарики. Парят в воздухе, подчиняясь причудам ветра, но как только кончается газ, тут же падают вниз. Я тебе говорю, это шоу провалится. Его ожидает полнейшая катастрофа. И я погибну вместе с ним!

— Вот что я тебе скажу, — вставил он, отхлебнув кофе. — Я имею официальный доступ к Мировому Банку Данных…

— Я знаю. Ну и что?

— Я проверю, нет ли каких-нибудь материалов, которые можно использовать против членов комитета, особенно против. Панди и Шеначи. Если я что-нибудь найду, ты могла бы воспользоваться этим и заставить их подчиниться. Не сомневаюсь, что про любого члена комитета можно откопать какую-нибудь грязь.

Она встала со стула, обошла вокруг стола и поцеловала его.

— Правда, Боб? Ты думаешь — это реально?

— Конечно. Только… этическая сторона тебя не беспокоит? Это будет…

— Это для блага искусства!

— Да, а мне казалось, что главным образом для твоего блага.

— Я думаю не только о себе, — отрезала она, вернувшись на место и наливая еще кофе. — Я имею в виду всю постановку. Я думаю обо всех, кто в ней заинтересован.

— Не знаю, смогу ли отыскать способ заставить вашего композитора отказаться от ее ужасной атональной музыки. Даже если я и смогу это сделать, все равно неизбежна большая задержка, потребуется писать новый сценарий.

— Кого это волнует? — заметила она, пожав плечами. — Теперь слава Богу, другие времена. Мы не зависим от власти денег.

— Да. Я, правда, считаю, что было бы лучше, если бы зависели. Но не будем сейчас об этом. Я подумаю, что смогу сделать. Ну — разве тебе не повезло с мужем? Где твоя благодарность?

— Ты пока еще ничего не сделал, — рассмеялась она.

— Зато вполне определенно обозначил свои добрые намерения.

— Смотри, доброхот, как бы мы в ад не угодили. К тому же особых заслуг для этого не требуется, ты же знаешь. Впрочем, подождем до вечера. После репетиции у меня всегда улучшается настроение.

— В последнее время что-то я этого не замечал, — возразил он. — Ты возвращаешься домой сердитая и расстроенная.

— Тем более надо поработать, чтобы победить злость и разочарование. Надеюсь, ты не жалуешься.

Он поднялся.

— Я никогда не жалуюсь по поводу ирреального. В один прекрасный день мы оба окажемся в дурном расположении, и тогда этот наш мирок, боюсь, взлетит на воздух.

— Не хотела бы я заниматься поисками нового жилья, — заметила она, поцеловав его еще раз. — Что ты собираешься делать?

— Сегодня у меня напряженный день, — ответил он, — но я все-таки постараюсь поработать над проектом «Шантаж». Чтобы на все хватило времени, придется сегодня отправиться на работу пораньше.

— Пораньше? — удивилась она, подняв брови.

— Да, да, знаю. Могут быть неприятности. Ты можешь работать столько, сколько захочешь, и вкладывать в дело все свои силы, и никто тебе слова не скажет. Ты — артистка, а я вот чиновник. Если я буду приходить рано и задерживаться допоздна, и мои коллеги это обнаружат, они наверняка захотят проверить, чем я там занимаюсь. Я ни в коем случае не могу им позволить обнаружить, что я поглощен неразрешенной деятельностью, использую служебные каналы получения информации, не имеющей прямого отношения к моей работе. Если они что-то узнают, у меня будут серьезные осложнения.

Может, действительно, лучше, если я пойду на работу в обычное время. Просто замотаю часть своих повседневных дел. Коллегам совершенно все равно, если я проявляю лень или тружусь неэффективно: это делает меня одним из них, нормальным парнем. Начальству тоже особого дела нет, если я, конечно, не буду слишком уж сачковать. Существует что-то вроде неофициального соглашения: не работать слишком усердно. Главное — вести себя в определенных рамках и не доставлять неприятностей начальству, заставляя его утруждать себя выговорами.

Они кончили завтрак, и Нокомис ушла в ванную. Оставалось только надеяться, что она не заметит одежду в корзине для стирки. Впрочем, особых оснований опасаться этого не было: обычно она охотно доверяла стирку ему. К тому же в прошлую Среду стирала она, так что сегодня подобное желание у нее вряд ли появится.

Через пятнадцать минут Нокомис снова вышла на балкон. На ней была белая блузка и тесные ярко-красные брюки, на плече — дорожная сумка.

— О, я думала ты валяешься в постели, вроде как готовишься к труду.

— Нет, я планировал способы получения информации для шантажа, — улыбнувшись, ответил он.

— Хорошо. Я отправляюсь в гимнастический зал.

Он встал для скорого поцелуя.

— Желаю хорошо поработать, — сказал он.

— Обязательно. Я всегда стараюсь. К сожалению, пообедать вместе не удастся. Заседание комитета состоится в ресторане во время обеда.

Пока она отсутствовала, Тингл включил экран, расположенный на балконе, и еще раз сверил их сегодняшнее расписание. Он и раньше помнил, что она не может с ним сегодня пообедать. А Нокомис знала, что ему это известно. И все-таки Нокомис не была бы абсолютно уверена, что память его не подведет. Она доверяла только себе.