Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу - [9]
«Самовстряхивание» – практика полезная на любом этапе развития.
Занимаясь обыденными делами, погружаясь в рутину, мы склонны терять осознанность, поддаваться автоматизму привычек, тонуть в болоте сноподобного состояния.
Идеальное средство борьбы с этой тенденцией – несколько раз в день «встряхивать» себя, вспоминать о том, кто мы есть, что осознаем по всем направлениям: по поводу видимого, слышимого, осязаемого, обоняемого, воспринимаемого с помощью вкуса, собственных мыслей и комбинирующего ума, что использует образы предыдущих шести.
Создавать нечто вроде «среза», мгновенной картинки себя, мира, потока восприятия и осознания.
Сложность этой практики в том, чтобы вспоминать о ней, причем регулярно.
Для этого, если рядом нет наставника, приходится идти на разные хитрости. Заводить будильник каждые несколько часов или устраивать себе «напоминалку» из предмета, который кладется не на свое место или размещается необычным образом, зато обязательно за день не один раз попадется на глаза и запустит цепочку нужных мыслей.
Полагаться на собственную память рискованно, она в такой ситуации обычно подводит.
Мы слишком часто формируем свою жизнь исходя из ожиданий, представлений и мнений других людей, возлагаем на них ответственность за наши поступки, решения и судьбоносный выбор.
«Что подумают друзья, родственники, соседи, просто люди?» – думаем мы, определяя, как вести себя.
«Это делать нельзя, потому что никто так не делает или это выглядит глупо, смешно, необычно», – размышляем мы, упуская шанс измениться, обрести более насыщенную и осознанную жизнь.
Люди держат друг друга щупальцами предубеждений, мнений и представлений о том, что должно и не должно, каким надлежит быть и каким не надлежит, и эти «щупальца» образуют настоящую паутину, в которой мы запутываемся по нашей собственной воле.
Сколько можно беспокоиться о чужих мыслях, забывая при этом об очищении собственного мышления?
Первое проще и привычнее, зато второе ведет нас за пределы страдания.
Глава 2
Привет из девяностых
Старик фаранг умер до того, как приехала скорая. Сцена того, как его прихватило прямиком в баре, поразила меня с неожиданной силой, недавнее блаженное спокойствие разлетелось на ошметки. Свинцовой волной накатила усталость, напоминание о том, что предыдущую ночь я не спал, так что пришлось заказать кофе.
В «Розовой кошечке» мрачное настроение продержалось недолго, вновь зазвучала музыка, донесся визг катоев и ржание пьяных гостей.
Ближе к полуночи брат Пон протолкался ко мне и сообщил, что договорился о ночлеге. Я поднялся, захватил рюкзак и зашагал за ним, зевая и спотыкаясь чуть ли не через шаг.
Орущий Сои Бокао остался позади, мы свернули в переулок вроде того, где состоялся наш первый разговор в Паттайе.
– Вот тут, – сказал брат Пон, останавливаясь перед обшарпанной дверью.
Щелкнул замок, куда монах вставил ключ, загорелась хилая лампочка, осветив уходившую вниз лестницу, заваленную обрывками упаковочного полиэтилена, щепками и кусками пенопласта.
Шагнув на нее, я ощутил слабый запах гнилых овощей.
– Это что? – спросил я подозрительно.
– Роскошный просторный подвал вроде того, где мы однажды квартировали, – ответил брат Пон.
Ну да, в центре Золотого треугольника, в гостях у босса тамошней мафии.
– Надеюсь, хоть без змей, – буркнул я, пытаясь скрыть разочарование.
Я, откровенно говоря, рассчитывал пусть на убогий, но номер в одной из окрестных гостиниц, с общим душем и туалетом, но хотя бы с кроватями, вентилятором и окном…
– А это мы сейчас узнаем.
Подвал оказался и вправду велик, и если одну его половину занимали штабеля ящиков и груды мешков, то в другой располагалось несколько брошенных на пол матрасов. Выглядели они крепкими, хоть и потертыми, и на каждом красовалось аккуратно сложенное тонкое покрывало.
– Это же прямо курорт, – заявил брат Пон, покосившись на мою мрачную физиономию. – Идеальное место для того, чтобы практиковать медитацию на объекте. Думаешь, я тебя сюда спать привел?
Я только вздохнул в ответ.
Я думал, что отрублюсь, едва улегшись, но, вытянувшись на одном из матрасов, понял, что устал как собака, но сна ни в одном глазу.
– Я же говорю – практикуй, – тихо сказал из тьмы монах, как всегда, замечавший все, что со мной творилось.
Деваться мне было некуда, и я вызвал из памяти образ лысого мужика, над которым работал прошлой ночью. Тот явился с удивительной быстротой, отодвинул прочь впечатления сегодняшнего дня: и смерть пожилого фаранга, и суматошный процесс бегства из кондо, и процедуру избавления от вещей.
Вскоре я мог наблюдать незнакомца во всех деталях, разглядывать каждый волосок в бороде и усах, любую складку на рубахе цвета хаки. И полный мрак, царивший в подвале, мне совершенно не мешал, как и духота, и запах гниения, и упиравшаяся в зад пружина матраса.
– А теперь переноси сознание, – подсказал брат Пон, про которого я на какое-то время забыл.
Я вздрогнул… да, я перемещал восприятие в дерево, но в другого человека?
– Не бойся… – прошептал он. – По сравнению с тем, что ты уже сделал, это просто.
