Просветленные не берут кредитов - [68]

Брат Пон вскочил и замахал руками.

Он хочет привлечь внимание людей на борту? Зачем?

– Дальше двинемся по воде, – бросил монах через плечо. – Хватит ноги бить.

И он завопил что-то то ли на тайском, то ли на лаосском – языки похожи примерно так же, как русский и украинский, и чужаку-фарангу отличить один от другого на слух не просто сложно, а невозможно.

К моему удивлению, судно начало замедлять ход, окошко рубки открылось, из него высунулся некто чумазый, голый по пояс. Разнесся над речной гладью басовитый голос, и по барже забегали люди, заскрипели тали, на которых висела престарелая моторная лодка.

Шлепнулась на воду с гулким хлопком, а в следующий момент уже неслась к берегу.

– Не отставай, – сказал брат Пон, подбирая полы своего одеяния.

Управлявший лодкой парень в ковбойской шляпе белозубо нам улыбнулся и сделал глубокое ваи. Монах перескочил через борт, я последовал за ним с куда меньшим изяществом, стукнулся коленкой и зашипел от боли.

Взревел лодочный мотор, помнивший наверняка времена древних лаосских королей. Баржа надвинулась, ее облезлый борт, где ржавчина боролась с остатками краски и побеждала, очутился прямо перед нами.

Через пять минут мы оказались на судне.

Встретить нас явился капитан, тот самый голый по пояс чувак, щеголявший басом оперного певца и замызганной фуражкой, что когда-то наверняка украшала голову настоящего морского волка.

Судя по всему, нам предложили устроиться в одной из кают, но брат Пон отказался.

– Там так же жарко, как тут, – сказал брат Пон, когда мы расположились прямиком на бревнах. – Зато куда более душно… А здесь ветерок, красота и виды роскошные… Правда ведь?

Плыть по реке и вправду было куда комфортнее, чем топать пешком.

Пейзаж менялся неторопливо, возникали и уползали назад группы деревьев, голые поля, пасущиеся буйволы, рыбацкие лодки на водной глади, группы стирающих белье женщин, мостки и пристани. Встречались селения, все какие-то блеклые, словно придавленные зноем, небольшие храмы.

Один раз навстречу попалась точно такая же баржа, разве что пустая, и два судна обменялись приветственными гудками.

Наше ржавое корыто мягко колыхалось на водной глади, волны равномерно плескались о борта, что-то поскрипывало, и все это навевало дремоту, и с такой силой, что противостоять было невозможно.

Глаза слипались, сознание уплывало.

Сначала я попытался бороться, но затем сдался.

Проснулся я перед закатом и некоторое время лежал, глядя, как скользят по воде длинные тени.

– Хватит валяться, – заявил брат Пон, подходя к тому месту, где я устроил лежбище. – Прирастешь к этому дереву и станешь таким же бревном…

Я с кряхтением встал, принялся отряхивать одежду от кусочков коры.

– Как у тебя дела с разложением объекта? – спросил монах, когда я покончил с этим важным делом.

Я показал большой палец.

В последние дни у меня на самом деле все выходило просто на загляденье – предмет, на котором я задерживал внимание, быстро терял цельность, превращался в набор не связанных друг с другом кусков материи.

Бревно стало чем-то вроде целого мира, совокупностью объектов, соединенных вместе.

Причем удавалось «разобрать» подобным образом нечто вроде бы монолитное, например ставень в окне.

– Тогда пойдем дальше, – брат Пон потер ладони. – Созерцай какое-нибудь бревно.

Деревья, перевозимые баржой, были сантиметров сорок в диаметре, и покрывала их черная кора с серыми прожилками. Я мог видеть годовые кольца, прогрызенные жуками канальцы, надрубы, оставленные крепежными тросами или топорами.

Сосредоточиться удалось без особого труда, окружающий мир исчез, сгинула река, баржа с ее шумной командой. Зато бревно стало чем-то вроде целого мира, совокупностью объектов, или, точнее, впечатлений об объектах, независимых, хоть и соединенных вместе.

В какой-то момент я перестал понимать, на что именно смотрю.

Нет, слово «бревно» осталось в сознании, но оно не имело отношения к тому, что видели глаза и осознавал мозг.

– Прекрасно, – голос брата Пона доносился приглушенно, будто через слой ваты. – Теперь соседнее точно так же.

Ранее я не пробовал, находясь в таком состоянии, переносить внимание с одного объекта на другой и на миг испугался, что ничего у меня не выйдет, но поле восприятия неожиданно легко расширилось, и теперь я видел уже два комплекта разнообразных явлений.

– Давай третье, – велел монах. – Это будет нетрудно.

Он оказался прав – я справился очень быстро.

– Хорошо, – продолжил брат Пон. – Теперь выбери от каждого бревна фрагменты схожего вида. Скажем, бороздки на коре, и объедини их все в нечто целое, чтобы они воспринимались как единство.

Как взяться за эту задачу, я не имел представления, а спросить не мог, даже выразить своего недоумения не имел возможности, поскольку это привело бы к потере концентрации.

– Пробуй-пробуй, – ободрил меня наставник. – Удали все прочее.

Пусть не сразу, но у меня получилось, остались лишь три комплекта сребристо-серых прожилок, каждый висел в пустоте, напоминая сетчатую оболочку для цилиндрического предмета.

А потом они будто срослись краями, и я понял, что смотрю на нечто… что-то… Объект этот не напоминал ничего из того, что я видел ранее, а еще он шевелился, жил, дышал! Когда он двинулся на меня, я ощутил удар страха в солнечное сплетение, заморгал, пытаясь отодвинуться.