Просветитель - [11]

— Въ чужихъ рукахъ всегда кусъ бываетъ великъ, Гордѣй Игнатьичъ. А если есть достатки какіе, то отчего-жъ не побаловать себя!

— Это ты вѣрно, это ты правильно, — согласился докторъ. — Хуже на своихъ достаткахъ лежать, какъ собака на сѣнѣ. Какой ты франтъ, Капитоша! Какой на тебѣ тулупчикъ аховый.

— Для здѣшней деревенской жизни справилъ-съ, чтобы на охоту ходить. А въ Петербургѣ послѣ смерти папашеньки я ударился во всю, нашилъ себѣ одежи по послѣдней модѣ и даже во фракѣ хожу. Теперь ужъ никто не скажетъ, Гордѣй Игнатьичъ, что я не цивилизованный человѣкъ. Конечно, папенька при жизни много по одежѣ мѣшали…

— Да вѣдь цивилизація не въ одежѣ, Капитоша, — перебилъ его докторъ.

— Знаю-съ, Гордѣй Игнатьичъ, но и одежа тоже. Въ Петербургѣ по платью встрѣчаютъ, по уму провожаютъ. А для разнаго домашняго образованія и чтобъ всѣ свѣтскіе порядки знать, какъ и что по тому и къ чему идетъ, я взялъ себѣ барина для компаніи и образованія.

Докторъ выпучилъ глаза отъ удивленія.

— Какого барина? — спросилъ онъ.

— Баринъ онъ прогорѣлый-съ, когда-то въ военной службѣ служилъ, большіе капиталы пробросалъ, всякіе порядки и что по тому слѣдуетъ онъ въ лучшемъ видѣ знаетъ. Вотъ пойдемъ ко мнѣ, такъ я васъ съ нимъ познакомлю.

— Это ты, Капитоша, напрасно дѣлаешь, — покачалъ головой докторъ.

— Да пожалуй, что и такъ, докторъ, потому онъ оказался безпокойный человѣкъ и характеръ у него очень строгій, но ужъ ничего не подѣлаешь, коли пригласилъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ. — Впрочемъ, можетъ статься, я его и спущу съ Богомъ по морозцу отсюда. Ну, дамъ ему отступного, что-ли, — прибавилъ онъ.

Докторъ, на скоро вымывъ руки, началъ надѣвать на себя пальто съ бараньимъ воротникомъ и, улыбаясь, говорилъ:

— Пойдемъ, Капитоша къ тебѣ, пойдемъ… посмотримъ, какого ты такого барина пригласилъ себѣ для образованія. Кажется, что ужъ на первыхъ даже порахъ ты наглупилъ среди твоего богатства. Ахъ, Капитоша, Капитоша!

— Очень можетъ быть, Гордѣй Игнатьичъ, но вѣдь по своимъ понятіямъ я соображалъ, что такъ будетъ лучше… — отвѣчалъ Самоплясовъ.

— Прощайте, Христофоровъ, я ухожу, — сказалъ фельдшеру докторъ. — А ямщику скажете, чтобы онъ лошадей часа черезъ два подалъ къ Самоплясовымъ. Я тамъ буду.

— Слушаю-съ.

Докторъ хотѣлъ уходить изъ амбулаторіи, но Самоплясовъ остановилъ его:

— Позвольте, докторъ. Надо и съ фельдшеромъ Герасимомъ Ермолаичемъ поздоровкаться, сказалъ онъ, — подошелъ къ фельдшеру и протянулъ ему руку. — Идемте, Гордѣй Игнатьичъ, — обратился онъ къ доктору.

И они стали выходить на улицу.

IX

Входъ въ комнаты Самоплясова былъ одинъ, черезъ кухню. Ведя доктора Клестова по лѣстницѣ, Самоплясовъ говорилъ:

— Теперь почаще наѣзжать буду сюда изъ Питера, такъ надо будетъ вторую лѣстницу сдѣлать, парадную, чтобы чистый входъ былъ. Крылечко крытое, съ улицы, съ пѣтушками и разными птицами и стекла цвѣтныя думаю вставить… Совсѣмъ особый видъ и вкусъ будетъ.

— Ого, Капитоша, какъ ты разсуждаешь! кряхтѣлъ докторъ, взбираясь по лѣстницѣ. — А прежде ничего этого не замѣчалъ и всѣмъ доволенъ былъ.

— Да вѣдь папепька покойникъ человѣкъ сѣрый былъ и не замѣчающій, такъ замѣчай или не замѣчай, въ тѣ поры все равно ничего-бы не вышло. Пожалуйте, Гордѣй Игнатьичъ, — распахнулъ Самоплясовъ передъ докторомъ дверь, обитую рогожей, и тутъ-же прибавилъ: — И дверь эту надо приказать сукномъ или клеенкой обить вмѣсто рогожй, а то — безобразіе.

Въ кухнѣ Колодкинъ украшалъ блюдо шофруа фигурками, вырѣзанными изъ кореньевъ. Самоплясовъ обратился къ нему и сказалъ:

— Ну, мажордомъ, поторапливайся, да подавай обѣдать. Я гостя почетнаго привелъ.

— Извольте прежде закусывать. Я легкій горъ-девръ подалъ, — отвѣчалъ Колодкинъ. — А обѣдъ вслѣдъ за симъ…

— Ого, какъ ты нынче кутишь, Капитоша! Да у тебя даже поваръ, — проговорилъ докторъ, сбрасывая съ себя пальто на руки встрѣтившей ихъ Соломониды Сергѣенны, и поздоровался съ ней.

— Не поваръ, а мажордомъ-съ. Не для одной стряпни, а для всего обихода его взялъ изъ Петербурга, — поправилъ доктора Самоплясовъ.

— Ахъ, даже изъ Петербурга!..

— И можно даже такъ сказать, докторъ, что знаменитость. Позвольте вамъ рекомендовать: Калина Колодкинъ. Все по графамъ жилъ, на охотѣ все въ походныхъ кухняхъ при нихъ стряпалъ, вотъ я и подцѣпилъ его. Своего дѣла искусникъ уму помраченье, но одинъ грѣхъ — заливаетъ за галстукъ по временамъ, — шепнулъ онъ доктору.

— Не узнаю тебя, Капитоша, не узнаю! — бормоталъ докторъ. — Но прежде всего, ты мнѣ дай помыться. А то въ амбулаторіи-то ты меня заторопилъ, а я и не умылся настоящимъ манеромъ. Только руки…

— Пожалуйте, Гордѣй Игнатьичъ. Изъ Петербурга на сей предметъ особый складной умывальникъ привезли. Вѣдь прежде здѣсь изъ простого рукомойника надъ грязнымъ ушатомъ умывались. А я ужъ какъ началъ полировку, такъ все одно къ одному… Есть и одеколонъ.

И Самоплясовъ привелъ доктора къ себѣ въ спальню, гдѣ стоялъ умывальникъ, надъ умывальникомъ висѣло зеркало, а на зеркалѣ было перекинуто полотенце съ красными вышитыми концами. Докторъ умывался и говорилъ:

— Ты, Капитоша, только поменьше полировкой-то хвастайся. Да и вообще… Прости, что я тебѣ это говорю, но вѣдь я тебя съ мальчиковъ знаю.