Просуществует ли путинская система до 2042 года? - [8]
Цифры достигали фантастических размеров, например, по обуви, по мужским пальто с меховыми воротниками и т.д. Нереализованные запасы свозились в одно место, создавались специальные комиссии из представителей Госплана, ЦСУ, министерств, местных партийных органов и сжигалось, разбивалось, уничтожалось огромное количество разных продуктов"».
(Кудров В. Экономика России в мировом контексте.
СПб.: Алетейя, 2007. С. 420)
Андрей Нечаев:
«Почему наши комбайны работали только две недели - и всё, ремонт? При этом комбайн вытаптывает почву так, что потом на ней ничего не растет. Потому что еще на стадии проектирования применялись технологические решения, которые были неэффективны. Если тебе не дают конструкционных пластмасс, если тебе не дают алюминий, если не дают титановых сплавов, поскольку всё это уходит в оборонку, то тогда на комбайн ставилось чугунное литье, железные поковки, плохие резина, краска и т.д. Катастрофа была в том, что все качественные ресурсы мобилизовывались в оборонный сектор, а гражданское машиностроение кормилось остатками. <...> Егор (Гайдар. - Д. Т.) сразу передо мной поставил задачу максимально сократить затраты на оборонный сектор».
(Авен П., Кох А. Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук. М.: Альпина Паблишер, 2013. С. 149)
«Лихие 90-е»
Казалось бы, уже перечислены все возможные отрасли экономики, в которых рынок привел к сокращению производства. Но, как ни странно, проблемы при реформировании возникли даже там, где производились товары, недавно еще пользовавшиеся спросом населения и находившиеся среди дефицитных.
Нет сомнения в том, что продукты питания, бытовая техника, обувь и одежда людям очень нужны. Однако в пореформенной России наши предприятия стали страдать из-за конкуренции со стороны импортных товаров — как тех, которые завозились из развитых европейских стран, так и тех, которые приобретались в развивающихся азиатских.
Развитые страны оказались значительно сильнее нас по качеству продукции и по способности быстро внедрять новые технологии, быстро перестраиваться на выпуск модных товаров. В принципе, и до начала реформ информированные люди подозревали, что конкурентоспособность советской экономики низка, но в полной мере катастрофическое положение дел выявилось лишь при рынке. Раньше люди стояли в очереди на покупку советских автомобилей, а при рынке стали быстро переходить на импорт немецких и американских (даже подержанных). Раньше мы мечтали покупать творог или сметану хотя бы без ограничений, а при рынке стали желать, чтобы они были еще и такими вкусными, как импортные, прибалтийские. Раньше народ был счастлив от любого отечественного телевизора (иногда самовозгорающегося), а при рынке стал предпочитать японские и корейские — безопасные в использовании, а также обладающие хорошим изображением, дистанционным управлением и способностью принимать много программ.
Развивающиеся страны, возможно, и не превосходили Россию по качеству своей продукции, но обеспечивали поставку
дешевых товаров за счет того, что там были очень низкие заработки трудящихся. Китай, Турция, Вьетнам, Индонезия стали вытеснять наши предприятия в сфере одежды и обуви, детских игрушек, хозяйственных мелочей. У некоторых наших производителей вроде бы и фасоны уже были не «лапотные», а сравнительно приличные, но на фоне импорта, основанного на дешевизне китайского труда в сочетании с американскими высокими технологиями, российские предприятия всё равно сильно проигрывали. Россия зависла между двумя мирами: по сравнению с одним наши люди слишком плохо работали, а по сравнению с другим — слишком много получали.
Конечно, у реформаторов был способ справиться с данной проблемой, в отличие от проблемы ВПК, которая в полной мере определялась наследием, оставшимся от советской экономики. С импортом можно было бороться, вводя высокие таможенные пошлины. Иными словами, можно было заставить малообеспеченных россиян покупать плохие отечественные товары, поскольку при протекционизме импорт становился для них слишком уж дорогим. Лишь богатые смогли бы его приобретать по ценам, включавшим высокие пошлины.
Надо ли было нам вставать на протекционистский путь? Это был сложный выбор. В любом случае власть настраивала против себя часть населения. При свободном рынке — тех производителей, которые на фоне дешевого импорта оказались бы неконкурентоспособны. При протекционизме — тех потребителей, которые были бы вынуждены сильно переплачивать за самое необходимое.
Власть встала на промежуточный путь. Импортные пошлины ввели, но они оказались не столь высоки, чтобы отсечь импорт. Дело в том, что жесткий протекционизм, скорее всего, в условиях отечественного монополизма привел бы к крайне тяжелым последствиям для потребителей. Легко представить, сколько бы брал за плохонькую «Ладу» Волжский автомобильный завод, фактически не имеющий отечественных конкурентов, если бы пошлины полностью отсекали иномарки. А сколько бы стоили при таком подходе продукты питания?
Однако, пойдя по пути низких пошлин, власть приобрела себе противников не только в ВПК, станкостроении и сельхозмашиностроении, но также в легкой промышленности и «пищевке». Люди теряли работу не по своей вине, а потому, что с советских времен их предприятия не были подготовлены к истинно жесткой конкуренции. Но безработным и тем, кому месяцами задерживали зарплату, было не легче от осознания объективной обусловленности их проблем. Очередные трудности интерпретировались как трудности «лихих 90-х».
В этой книге Дмитрий Травин – научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге – рассказывает о важнейших научных теориях, объясняющих причины формирования современного общества. На страницах путеводителя по исторической социологии речь идет о том, почему одни страны богатые, а другие – бедные, почему в одних случаях развитие оборачивается разрушительной революцией, а в других – нет, почему демократия приходит на смену авторитарным политическим режимам, и о многих других вопросах, интересующих сегодня в России широкие круги интеллектуалов.
Политический кризис, начавшийся в России после думских выборов в декабре 2011 г, вызывает множество комментариев. Аналитики стремятся осмыслить, чем он может закончиться, приведет ли к демократизации или, напротив, к укреплению авторитаризма. В работе специалистов Европейского университета в Санкт-Петербурге предложен сравнительный анализ опыта преодоления политических кризисов в различных обществах. Мы полагаем, что один из лучших способов понять происходящее в России сегодня — взглянуть на то, как разрешались кризисные ситуации в других странах.
Новая книга Дмитрия Травина и Отара Маргания — это рассказ о государственных реформах через биографии людей, их осуществлявших. В коротких историях просто и доходчиво рассказывается о том, как и почему изменялся мир.Книга охватывает громадный временной промежуток от эпохи английской королевы Елизаветы до российских реформаторов конца XX века. Географически книга представляет весь мир: в ней представлены все значимые мировые реформаторы Европы, Азии и Америки. И главное — внимание авторов уделено не только практикам государственного реформирования, но и великим ученым, без трудов которых трудно представить себе модернизацию.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.