Простые числа - [16]

Я сделал паузу, чтобы понять по реакции, знала ли хоть что-нибудь об этой теории бывшая жена Парицкого. Социологу Олег Николаевич мог и не говорить того, чего она могла не понять или понять превратно.

— Вот как? — спросила она неожиданно напряженным тоном. — Он вам об этом рассказывал?

Значит, знает. Уже легче.

— Да… И я подумал… Извините, что задаю вопрос в такое время… Если вы знали, чем он занимался в последнее время…

— Не только в последнее, — прервала она меня. — Всю жизнь. Знала, конечно.

— То у него должен был быть знакомый биолог…

— Ах, вот оно что! — сказала она с явно заметным облегчением. — Да, конечно. Не знакомый, а знакомая. Женя Буданова. Хотите с ней поговорить?

— Да, если это…

— Пожалуйста. Запишите номер ее мобильного… Евгения Ни-ловна.

— Она не…

— Она не замужем, если вы это хотели знать.

Я хотел знать вовсе не это, но не стал спорить, а вежливо попрощался.

Время было не такое уж позднее, и я набрал продиктованный Еленой Геннадьевной номер.

— Здравствуйте, Петр Романович, — произнес мягкий женский голос, низкий, но не прокуренный, как это иногда бывает, а такой, каким могла бы петь россиниевская Золушка — печальный, обнимающий слух.

Впрочем, меня не голос удивил, а обращение.

— Вы меня знаете? — спросил я довольно глупо, вместо того чтобы поздороваться.

— Олег рассказывал мне о ваших встречах и дал номер вашего телефона на тот случай, если… В общем, на всякий случай. Судя по тому, что вы мне звоните, вы много думали сейчас об Олеге и о его…

Она замолчала и, по-моему, тихо всхлипнула, но это могли быть и помехи в эфире.

Парицкий никогда не говорил мне об этой женщине. Почему? Она должна была играть очень важную роль в его системе ценностей. Или, может быть, не она сама, а только ее профессия, и тогда действительно можно было понять, почему Олег Николаевич ни словом о Будановой не обмолвился.

— Я… — пожалуй, мне нужно было лучше подготовиться к разговору, а не мекать, придумывая на ходу необходимую фразу. — Мне хотелось бы поговорить с вами об Олеге Николаевиче. Если у вас есть свободное время…

— Приезжайте, — просто сказала она. — Если хотите — прямо сейчас.

Я растерялся. Ехать на ночь глядя в Питер? Да я только до Финского вокзала доберусь хорошо если к полуночи, а дальше-то что? Уж не предлагает ли она мне заночевать у нее?

— Я вообще-то живу в…

— Знаю. А я в Репино, вы можете быть у меня через полчаса, если успеете на автобус, отходящий в четверть одиннадцатого. А обратно на последний — в одиннадцать сорок пять.

Вот оно что. Репино, надо же! Наверняка Парицкий уже пользовался этими поздними рейсами. Интересно, какие между ними все-таки были отношения. И ведь он мне ни разу…

А почему он должен был мне об этом рассказывать?

— Хорошо, — сказал я. — Так и сделаю. А ваш адрес…

К автобусу я подбежал, когда водитель уже закрывал двери.

Я ожидал увидеть женщину лет тридцати пяти, того же возраста, что и Парицкий, а дверь мне открыла старушка — божий одуванчик, и я, растерявшись, спросил:

— Могу я видеть Евгению Ниловну?

— Проходите, Петр Романович, — пригласила старушка знакомым голосом и направилась в глубину квартиры. — Петр Романович, — сказала она, не оборачиваясь, — что же вы там стоите? Проходите в комнату. Пальто — на вешалку, пожалуйста. Тапочки под вешалкой, поухаживайте за собой сами, а я пока приготовлю чай.

Я поухаживал. Когда минуты через три я вошел из прихожей в большую комнату, обставленную старой, шестидесятых годов, как мне подсказывала память, болгарской мебелью, на круглом столе, покрытом цветастой клеенкой, уже стояли наполненные чашки, от которых поднимался пар, и лежал на большой тарелке аккуратно нарезанный магазинный кекс.

Я попробовал оценить на глаз, сколько лет хозяйке, усевшейся в покрытое бордовым покрывалом кресло и показавшей мне на один из стоявших около стола стульев. Семьдесят? Больше. Семьдесят пять? Восемьдесят? Могло быть и восемьдесят, у Евгении Ниловны была тонкая кожа со множеством прожилок, но почти не видно морщин, а голос молодой, и бывшая жена Парицкого назвала ее по телефону Женей — не могла она так панибратски говорить о человеке вдвое (если не больше) старше себя!

— Что вы так меня изучаете, Петр Романович? — поинтересовалась Евгения Ниловна, разглядывая меня, в свою очередь, так пристально, будто хотела прочитать не только причину моего интереса к Парицко-му, но и всю мою жизнь от рождения до текущего момента.

Понятно, я не нашелся, что ответить, и потому задал свой вопрос, надеясь сразу направить разговор в нужное русло:

— Олег Николаевич обращался к вам за консультациями по вопросам генетики, верно?

— Конечно, — кивнула Буданова. — Олег — гений в математике, но в биологии разбирался на уровне читателя научно-популярных журналов.

— Вы давно…

— Я работала до пенсии в институте генетики и селекции… Берите кекс, Петр Романович, он свежий, сегодня купила. Олег как-то пришел на наш институтский семинар, я делала доклад по расшифровке генома. Не человека, о человеке тогда речь не шла, я рассказывала о кольчатых червях. Он подошел ко мне после семинара и сказал: «Вы можете ответить мне на несколько глупых вопросов?» Это было незадолго до того, как меня отправили на пенсию…