Пространство и время - [47]
— Миша, эй! Вылазь! Гости к тебе!
Михаил неспешно отложил ключи в сторону и, натужно кряхтя, стал вылезать из-под автобуса. Вылез — Томка стояла перед ним сияющая, вся подалась к нему, ждала, видно, что он обнимет ее, притянет к себе, прижмет, соскучился ведь наверняка, а он стоял спокойный, даже как будто равнодушный, смотрел на нее не злыми, но чужими, незнакомыми глазами, и Томка вдруг сникла, растерялась и сказала тихо:
— Ты чего, Миша? Я приехала. Это я.
— Ну, вижу, — сказал он.
— Вот, вернулась, — добавила Томка, не зная, куда спрятать протянутые было к Михаилу руки.
— А куда тебе еще деваться? — насмешливо спросил он; насмешка у него получилась злой, ядовитой, губы снисходительно искривились, и она в первый раз в жизни заметила, какие у него черные, как икринки, маленькие кружки-точки в зрачках. «Да что он?» — пронеслось у нее.
— Ты что, ревнуешь, что ли? — наконец догадливо, но с какой-то неожиданной приниженностью в голосе спросила она.
— Во, графиня нашлась! — снова усмехнулся Михаил. — Ревновать ее надо!
— Ну а чего ты тогда?
— А чего я? Ты ведь, кажется, замуж ездила выходить, не я?
— Ну и вышла! — разозленно выпалила Томка. — А теперь вернулась. Не устраивает?!
— Пожалела, выходит, меня?
Томка, наверное, с минуту внимательно смотрела ему в глаза, и много разных решений вертелось одновременно в ее голове: например, взять разделаться с Михаилом или, наоборот, неожиданно обнять его, ткнуться ему в грудь, — но и в самом деле не знала, как сделать сейчас лучше, и поэтому только изучающе смотрела в его глаза; а он выдерживал ее взгляд спокойно, со снисходительной усмешливостью в уголках губ: он чувствовал — сила сегодня на его стороне.
— А я-то, дура, джинсы хотела тебе купить! — вдруг сказала Томка совсем что-то несуразное, неподходящее для этой минуты, и Михаил искренне не понял ее, удивленно протянул:
— Чего-о?..
— У меня ведь и деньги есть, — слегка сникла Томка. — Много денег. На свадьбу дарили.
— Эх, дура ты, дура! — покачал головой Михаил. — Все-таки сделала по-своему?! Ну и ну…
— Это ты брось, — возмутилась Томка. — Ты не захотел — ну и не взял меня в жены! Так я сама себе свадьбу устроила. И погуляла на ней. Понял?
— Ладно ахинею-то нести. Завела тут про свадьбу…
У Томки неожиданно навернулись на глаза слезы.
— Ну ладно, ладно… — примиряющим тоном пробормотал Михаил: он терпеть не мог женских слез. — Чего теперь…
Тяжко, и горько, и безысходно как-то стало на душе у Томки, и хотя в словах Михаила была как будто своя правда, ей тем более не хотелось принимать эту правду — она ведь шла не от чужого человека, а от самого близкого, родного. От любимого.
— Вчера думала: вернусь — обрадуешься, заживем хорошо. А ты… — задыхаясь, прошептала Томка.
— Ну, вернулась — и вернулась. Куда тебе деваться теперь? Натворила там… Иди лучше домой. Я после обеда отпрошусь. Поговорим еще…
— Чужой ты какой-то стал. — Томка обиженно полуотвернулась от Михаила.
— А ты думала: так прямо и обрадуюсь, целовать брошусь? Ты кто мне? Ты кто такая вообще? Болтаешься ни там, ни здесь, черт знает что и на уме… А я должен потакать тебе? Да плевать я на все это хотел!
Томка внимательно, как будто даже пораженно слушала его. Сказала тихо, задумчиво:
— Так, может, я тебе вообще не нужна? Ты скажи.
Все у него тут замерло внутри, насторожилось, напряглось, но почти в ту же секунду, в которую она спросила, он ответил ей ровным, спокойным голосом:
— Может, и не нужна. Только куда ты от меня денешься? Теперь-то куда, а? — Глаза его смотрели как бы с укором и одновременно насмешливо.
«А и правда, — подумала она, — куда?»
И тут же почувствовала страстный внутренний протест, словно ее теперь, как собачонку, пристегнули за поводок к ошейнику и заставляют любить силой, а не по собственной охоте и разумению.
«Ну нет! — подумала она. — Не бывать такому! Что это я? Чего унижаюсь?» А вслух сказала:
— Ладно, пойду домой. — И медленно побрела от него.
Михаил, с грязной ветошью в руках, в замасленном комбинезоне, растрепанный, смотрел ей потрясенно вслед, сам не ждавший от себя той жестокости последних слов, которые сказал ей: «Куда ты от меня денешься? Теперь-то куда, а?» Ведь он, как только она уехала в Озерки, буквально места себе не находил, думал: а вдруг и правда выкинет такое, замуж выйдет, да не просто выйдет, а надолго, навсегда, мало ли как оно там все получится?.. И мучился, страдал, ждал ее, надеялся, верил и не верил, и когда увидел ее здесь, сейчас, вот когда пришла к нему, почувствовал не облегчение, не радость, а неожиданное ожесточение в сердце, захотелось сделать ей больно, ударить даже хотелось: ишь как легко у нее, там свадьба, гулянка, пьянка, деньги, женихи — а жаловаться сюда едет, к нему, да она что, спятила совсем? И хотя Михаил только того и ждал, чтобы она вернулась, но вот не смог переломить в себе гордыню, похлестал ее малость словами, поотбил охоту бездумно порхать, пообжег немного крылышки перелетной птице…
А Томка уходила все дальше и дальше от Михаила, еще не зная, что она будет делать, как надо жить теперь, одно чувствовала ясно и определенно: сегодняшний день — это конец чего-то старого. Только вот чего старого? И начало чего нового?
Георгий Баженов издал уже несколько книг повестей, его рассказы неоднократно публиковались в центральной периодике.Издательство «Современник» знакомит читателя с новой книгой молодого писателя — «Хранители очага». Произведение представляет собой хронику жизни большой уральской семьи. Автор исследует сложные человеческие взаимоотношения в наиболее острые жизненные ситуации.
Повести Георгия Баженова — о самых сложных человеческих взаимоотношениях, которые принято называть семейными. Святость и крепость этих уз не подлежат сомнению, однако сколько драм и трагедий порой скрепляют они, тогда как должны приносить только счастье.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.