Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан - [3]
На Чистых прудах участниками акции «Оккупай Абай» была вывешена декларация о том, что в их лагере нет руководителей. Вот методы нового движения. Значит, сегодня нужны не лидеры, а публичные и постоянные институты самоуправления, которые работают именно так, как работали временные институты самоуправления на митингах. В Интернете нет начальника Интернета, и замдиректора тоже нет – но Интернет работает как система. Протестные лагеря работали без начальника, но все было организовано – уборка мусора, обеспечение питанием и т. д. В этом смысле лагерь был городом, только без всякого Лужкова-Собянина, даже маленького. Это значит, что слово «самоуправление» не бессмысленно для россиян. Есть алгоритмы, есть приемы, люди их отработали. Понятно, что сообщество из нескольких сотен человек, которые разбили на бульваре маленький лагерь, – это игра, и от этого до управления настоящим городом – большая дистанция. Но ее можно пройти.
Автору довелось быть свидетелем такого опыта. В городе Междуреченске в Кузбассе в конце 1980-х прошла первая масштабная шахтерская забастовка в СССР. Начальство с перепугу удрало из города. И управление городом взял на себя стачечный комитет. Он занялся городским хозяйством, снабжением, был введен сухой закон – шахтеры сами наложили на себя такие ограничения. Город охраняли шахтерские патрули, в нем поддерживался порядок, не было никакой преступности. Самоуправление было организовано буквально в какие-то часы.
Гражданское общество в России возникает там и тогда, где и когда государственная власть по той или иной причине отсутствует. Гражданского общества, сосуществующего с властью, у нас практически не бывает. Только в каких-то самых ужасных и крайних случаях – когда собираются матери сыновей, пропавших в Чечне, или детей, умирающих от рака, – такие островочки гражданского общества, основанные на беде и отчаянии, могут сосуществовать с властью. Но опять-таки – они возникают потому, что власть чего-то не сделала. Интернет потому и является у нас по структуре и функции гражданским обществом, что там нет государства.
Возможные фальсификации на выборах 4 декабря 2011 года тоже были расценены как беда. Состоялась мобилизация волонтеров. Они объединились в организации типа «Гражданин наблюдатель», «Голос» и др. По основным признакам это были классические организации гражданского общества. Показательно, что в рядах волонтеров, тушивших пожары, наблюдавших за работой избиркомов и помогавших тем, кто пострадал от наводнения на Кубани, часто оказывались одни и те же люди. Они же были и в рядах демонстрантов.
Роль гражданского общества, гражданских организаций (прежде всего организации «Гражданин наблюдатель») является ключевой в запуске всего цикла событий, о которых мы здесь рассказываем. Именно начала организованности и системы в процессах наблюдения за ходом выборов – чему мы обязаны именно «Гражданину наблюдателю» и подобным организациям – обеспечили половину того, что всколыхнуло Москву, а с ней и всю страну. (Вторую половину обеспечило распространение собранных и документированных свидетельств о фальсификациях по социальным сетям, а это, в свою очередь, сделало наблюдавшийся обман неопровержимым фактом и публичным событием, не реагировать на которое было уже невозможно.)
«Гражданин наблюдатель» запустил процесс, изменивший ход истории в России. Потому что история России после тех событий, о которых мы рассказываем, – это уже другая история.
Таким образом, мы готовы сказать, что гражданское общество вывело москвичей-граждан на улицу. Более того, сами организованные колонны граждан в часы шествий и митингов имеют многие черты гражданского общества, а если шире посмотреть – то и общества городского.
Социологические наблюдения, сделанные на митингах за прошедший год, показали: вот оно, гражданское общество, оно эмпирически наблюдаемо, его наличие зафиксировано в тысячах текстов, видео– и аудиоматериалов и пр. До сих пор у нас не было гражданского общества – и вот оно появилось. Но еще более феноменальным было другое открытие: вот оно, городское общество, а ранее у нас и его не было.
Сказанное кажется преувеличением. Как можно говорить, что у нас не было городского общества, если Москва, как утверждают, существует почти 900 лет, если в Москве, как утверждают, живут более 10 миллионов человек? У Москвы есть своя законодательная и исполнительная власть, градоначальник… Однако наличие всего этого, как и наличие городского транспорта, канализации и водопровода, торговых сетей и прочих атрибутов города еще не создает того типа связей между людьми, которые позволяют сказать, что эти люди образуют сообщество горожан.
В Москве, как и в других городах нашей страны, существовало и существует население: масса людей, имеющих общие условия проживания, сходные заботы и проблемы. Внутри этой массы люди объединяются в группы по признакам близости проживания, совместной учебы и работы, реже – по признакам общих интересов. В истории страны бывали особые обстоятельства, которые рождали у населения особое чувство единства, принадлежности к некоторой специфической общности, сложившейся в этом, и только этом, городе. В этих случаях у города появляются свой фольклор, свой жаргон, свои обычаи и манеры. Жители города узнают друг друга по этим тонким признакам, иногда по этим же признакам опознают их и другие.
Что это значит — время после? Это время посткатастрофическое, т. е. время, которое останавливает все другие времена; и появляется то, что зовут иногда безвременьем. Время после мы связываем с двумя событиями, которые разбили европейскую историю XX века на фрагменты: это Освенцим и ГУЛАГ. Время после — следствие именно этих грандиозных европейских катастроф.
Замысел этой книги в том что, необходимо рассказать, в доходчивых для нового человека образах и понятиях, о спасительной истине, найденной автором в Евангелии и осуществлении Евангелия в подлинной Церкви святых.
«Последняя Вера» дает неожиданное объяснение природе человека, человеческих отношений и развитию человеческого общества в целом. Книга заставит читателя по-новому взглянуть на многие устоявшиеся представления об окружающем нас мире и пересмотреть отношение к общепринятым моральным принципам. В своих кратко и ясно выраженных объяснениях и доказательствах автор опирается на многочисленные примеры из окружающей нас с вами жизни, что делает книгу легкодоступнoй и увлекательной. www.thelastfaith.ru.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.