Простой план - [15]

Я тихо вошел в дом и пристроил рюкзак на полу стенного шкафа в холле, сверху прикрыв его своей курткой.

Из прихожей вели две двери: та, что справа, — в столовую, слева — в гостиную. Сейчас обе были закрыты. Дверь в столовую открывалась редко: за исключением тех случаев, когда у нас бывали гости, мы всегда ели на кухне. А дверь в гостиную бывала закрыта, только когда мы зажигали камин.

В глубине прихожей, по левой стороне, находилась лестница, а вправо уходил длинный узкий коридор. Лестница вела на второй этаж, коридор — на кухню, что располагалась в задней части дома. И лестница, и коридор сейчас были погружены в темноту.

Я приоткрыл дверь в гостиную. Сара сидела в кресле возле камина с книгой в руках. Когда я вошел, она подняла взгляд — высокая, стройная женщина с темно-русыми, до плеч, волосами и большими карими глазами. Губы ее были слегка подкрашены красной помадой, волосы зачесаны назад и схвачены заколкой. Так она выглядела моложе и казалась более ранимой, чем была на самом деле. Одета она была в халат — белый махровый балахон с вышитыми голубой ниткой ее инициалами; фалды халата скрадывали ее необъятный живот — создавалось впечатление, что она просто держит на коленях подушку. Рядом на столике стояла наполовину опорожненная миска с овсянкой.

Сара проследила за направлением моего взгляда.

— Я проголодалась, — сказала она. — И к тому же не знала, когда ты вернешься.

Я подошел поцеловать ее в лоб, но не успел наклониться, как она ойкнула, схватила мою руку и прижала к своему животу. Потом мечтательно улыбнулась мне.

— Чувствуешь? — спросила она.

Я кивнул. Ребенок брыкался. Так же ритмично, как бьется сердце: два резких удара сопровождались одним мягким. Я терпеть не мог, когда она заставляла меня это делать. Мне было неприятно думать о том, что в ней живет какое-то существо, которое высасывает из нее соки, как паразит. Я убрал руку и выдавил из себя улыбку.

— Ужинать будешь? — спросила она. — Я могла бы приготовить омлет. — Сара жестом указала в дальний угол комнаты, откуда дверь вела на кухню.

Я покачал головой.

— Спасибо, мне не хочется.

Усевшись в кресло по другую сторону камина, я стал прикидывать, как правильнее начать разговор про найденные миллионы, и, пока я мучился, мне вдруг пришло в голову, что Сара вообще может не одобрить моего поступка и, чего доброго, заставит вернуть рюкзак. Эта идея позволила мне сделать одно неприятное открытие: я впервые осознал, насколько мне хочется заполучить эти деньги. При Джекобе и Лу я выступал с угрозами сдать деньги в полицию, и это позволяло мне питать иллюзии, будто я не очень-то и заинтересован в их судьбе: мол, деньги я сохраню, но с условием, что непременно будут выполнены мои требования. Теперь, оказавшись в ситуации, когда и меня могли заставить отказаться от них, я понял, насколько надуманны были на самом деле мои требования. Я хотел этих денег — сомневаться в этом не приходилось — и готов был на все, чтобы их заполучить.

Сара сидела передо мной, держа на коленях книгу.

Руку она положила на живот, на ее лице застыло мечтательное выражение. Она не сразу очнулась от своих грез.

— Ну? — спросила она наконец. — Как все прошло?

— Нормально, — ответил я, все еще погруженный в свои мысли.

— Вы так долго были на кладбище?

Я не ответил. В гостиной стоял полумрак; единственными источниками света были огонь в камине да маленькая настольная лампа возле кресла. На камине тикали миниатюрные часы, на полу, возле решетки, валялась медвежья шкура — и то и другое были свадебными подарками моих родителей. Шкура, конечно, ненастоящая — медведь был сказочный, со стеклянными глазами и белыми пластмассовыми зубами. На противоположной стене висело большое, размером с окно, зеркало в деревянной раме. В нем отражалась вся комната — я мог разглядеть и Сару, и себя, сидящего рядом с ней возле камина.

Сара подалась вперед, вглядываясь в мое лицо.

— Что с твоим лбом?

Я дотронулся до шишки.

— Ударился.

— Ударился? Обо что?

— Сара, — произнес я, — давай представим гипотетическую ситуацию. Ну, это будет что-то вроде игры.

Она отложила книгу на стоявший рядом столик и подхватила миску с овсянкой.

— Хорошо, давай.

— Порассуждаем о морали, — предупредил я.

Она зачерпнула ложку овсянки, потом вытерла рот рукой, удаляя губную помаду.

— Предположим, ты вышла прогуляться и нашла мешок с деньгами.

— И сколько денег?

Я сделал вид, что задумался.

— Четыре миллиона долларов.

Она кивнула.

— Как бы ты поступила — оставила деньги себе или сдала их в полицию?

— Это же чьи-то деньги, правда?

— Конечно.

— Стало быть, попытка оставить их себе будет выглядеть воровством?

Я пожал плечами. Мне вовсе не хотелось, чтобы она рассуждала в этом ключе.

Сара, казалось, ни на секунду не задумалась над ответом.

— Я бы отдала деньги, — сказала она.

— Отдала?

— Конечно. Что бы я делала с четырьмя миллионами? Ты можешь представить, чтобы я принесла домой такую сумму? — Она рассмеялась и отправила в рот еще одну ложку каши.

— Но ты только вообрази, что можно сделать с четырьмя миллионами. Можно ведь начать новую жизнь.

— Это воровство, Хэнк. И я бы непременно попалась в конце концов.