Просто соседи - [68]

— Двадцать две сотни долларов, — требует Клаудия, целуя Роджера в щеку в честь их победы. — Мы бы предпочли наличные, но можно и чек, если у тебя нет с собой такой суммы.

— Я не дам вам двадцать две сотни долларов, — говорю я, роясь в своей сумке, пока не нахожу бумажник.

— Если ты хочешь оставить их себе, то именно столько я и хочу, — отвечает Клаудия. — Возьми или оставь.

Трей делает шаг вперед и с отвращением смотрит на свою мать.

— Стоп, стоп. Ты продаешь нас за двадцать две сотни долларов? — Он смотрит на меня с недоверием. — И для этого ты даешь ей деньги? Чтобы мы могли остаться здесь?

Вместо того чтобы ответить ему, я собираю все купюры из своего бумажника, делаю шаг вперед и пихаю их в грудь Клаудии. — Здесь триста долларов. Это все, что у меня есть, и все, что ты получишь. Если ты возьмешь это, ты уйдешь и оставишь детей здесь. Ты не придешь завтра, умоляя дать тебе еще денег. Это твой единственный шанс. Бери или уходи.

Роджер выхватывает деньги из ее руки, пересчитывает их и направляется к двери.

— Хорошо, — протягивает Клаудия. — Но я хочу получить их на праздники.

Я киваю.

— Я позволю им провести несколько часов с тобой.

— Я не проведу с ней ни минуты! — кричит Трей.

— Я не хочу проводить каникулы с твоей эгоистичной задницей, — выплевывает Клаудия. — Я хочу видеть только твою сестру.

— Я хочу видеть маму!

Наше внимание переключается на коридор, где стоит Глория.

Отлично.

Надеюсь, она не была свидетелем того, что только что произошло.

— Конечно, милая, — говорит Клаудия, наклоняясь и жестом приглашая Глорию подойти. — Я приехала за тобой.

Глория бежит по коридору, прямо в ее объятия и обнимает ее. Клаудия обхватывает ее руками и крепко сжимает. В такие моменты, когда Клаудия пытается быть порядочным и любящим родителем, мне немного жаль ее, но потом я вспоминаю, как она действует. Она пообещает Глории все на свете, а потом разочарует ее. Тогда я буду той, кто будет собирать осколки.

Глория — единственный человек, который прощается с нами, когда они уезжают.

Глава 25

КАЙЛ

Две недели спустя

Если нет фейерверков, праздничные смены проходят без происшествий.

В этот День благодарения не было даже неудачной попытки пожарить индейку во фритюре, поэтому последние два часа мы с Гейджем сидели без дела в машине, болтая друг с другом о всякой ерунде.

— Иди поговори с Хлоей, — говорит Гейдж, повторяя то же самое, что он говорил каждый день. — Ты выглядишь как дерьмо.

Я делаю глоток кофе и ставлю его в подставку, прежде чем ответить ему.

— Я выгляжу как дерьмо, потому что мне пришлось пережить семейный ужин, во время которого застольная беседа касалась семьи моей бывшей подруги, шантажирующей моего отца тысячами долларов.

Он кивает в знак понимания, но его слова противоположны этому.

— А — хватит драматизировать. Я знаю, что это чертовски больно, когда тебе врут, но это случилось. Б — выслушай ее версию. Ты слышал только версию своего отца, которого ты, кстати, терпеть не можешь. — Он вздыхает. — Ты помнишь, что случилось, когда Лорен скрывала от меня секреты и не хотела объясняться?

— Да, ты уехал из города на несколько лет. — Я беру свой кофе и задеваю его плечо краем чашки. — Это то, что я должен был сделать?

— Нет, это то, чего я не хочу. Пропусти эту часть. По своему опыту могу сказать, что это ужасно. Поговори с ней. Может быть, вы сможете все уладить.

— Даже если у нас все получится, что я скажу своей семье? Они ее ненавидят.

— Твоя семья понимающая и прощающая.

— А ты обычно нет, так что с чего бы это? Почему ты вдруг стал командой Хлои?

— Позволь мне прояснить, я всегда в команде долбаного Кайла. Всегда. Что касается этого, я вижу, что это разрывает тебя на части. Она тебе нравилась или все еще нравится, но ты не хочешь выслушать ее версию. Несмотря ни на что, ты в долгу перед ней. — Он глубоко вдохнул. — Когда все всплыло на поверхность, и Лорен сделала то, что сделала, с наших плеч упал тяжелый груз. Это был толчок, который нам был необходим, чтобы двигаться дальше и быть счастливыми. Будь благодарен Хлое, что она не заставляет тебя ждать годами. — Он выдохнул. — Я не говорю тебе вернуться к ней. Все, что я говорю, это прояснить ситуацию. Ты злишься, я понимаю, но все это из-за твоего отца.

— Ненавижу, когда ты прав, — ворчу я. — Может… — Меня прерывает голос диспетчера по полицейскому радио, сообщающий нам о ДТП.

— Я займусь этим, — отвечает ей Гейдж. — Мы всего в нескольких минутах езды от места происшествия. Вызовите медиков на всякий случай.

Он включает фары, и сирены машин проносятся сквозь темные улицы и проливной дождь. Становится трудно видеть, когда мы выезжаем на неосвещенную заднюю дорогу.

— Там, — говорю я, указывая на яркий свет фар.

Он сворачивает на обочину, и мы оба выскакиваем из машины, как только она останавливается. Старый седан врезался в дерево, фары ярко светят, а из капота валит дым. Мы бежим через поле к машине, враждебный дождь обрушивается на нас.

Я оказываюсь там первым и, посветив фонариком в сторону водителя, обнаруживаю там женщину. Она неподвижна, ее лоб упирается в руль. На пассажирском сиденье — бутылка открытой водки и наркотики. Я держу свет, пока Гейджу удается открыть дверь.