Просто скажи «да» - [21]

Однако его старания ни к чему не привели.

— Потерпи минутку, головастик. Думаю, она спряталась в маминой комнате. Пойду поищу там. — Затем Эндрю совершил нечто непростительное: отделил большой пальчик Алекса от остальных и сунул ему в рот. — Мы же не хотим, чтобы мама услышала, как ты капризничаешь.

Подойдя к спальне, он бесшумно приоткрыл дверь. Однако Мей в постели не оказалось. Шторы на французском окне были раздвинуты. Мей, одетая в голубой халат, стояла, прислонившись спиной к ограждению, и невидящим взглядом смотрела перед собой. Эндрю не был до конца уверен, но ему показалось, что в ее глазах блестят слезы.

Она казалась такой одинокой, что Эндрю опять вспомнил девочку на автобусной остановке. Тяжелое чувство сдавило грудь, и он пожалел, что не может просто подойти и развеять все ее горести. Должно быть, появление собственного ребенка оживило боль, которую ей пришлось пережить в детстве.

Понимая, что не может оставить ее в таком состоянии, и отлично зная, что вызвало призраки прошлого, Эндрю принял мгновенное решение.

— Мей! — весело окликнул он ее.

Она быстро отвернулась, чтобы вытереть лицо. Не дожидаясь ответа и стараясь сохранять шутливый тон, Эндрю заявил:

— Наш парень бунтует — втемяшил себе в голову, что ему нужна только мама.

— Сейчас приду. — Ее голос был тихим и слегка дрожал.

— Он в кроватке. Найдешь?

— Найду.

Эндрю еще несколько мгновений изучал ее, затем закрыл дверь. Стиснув зубы, он шагал по коридору. Все. С него достаточно. Он предоставит ей другую пищу для размышлений. Войдя в детскую, Эндрю взял одеяло и подушку с односпальной кровати и взглянул на сына.

— Будешь сегодня обедать вне дома, парень. Так что потерпи немного, ладно?

Алекс издал возмущенный вопль, но отец решил, что еще минут пять сын обойдется своим пальцем. С одеялом и подушкой под мышкой он отправился на балкон. Стояла чудесная ночь — светила полная луна, и по небу изредка пробегали тучки. Легкий ветерок доносил прохладу с гор.

Балкон был широкий и длинный, повсюду стояли горшки с цветами, и ночной воздух был наполнен их ароматами. То, что доктор прописал. Он придал большому удобному шезлонгу нужное положение, расстелил одеяло и положил подушку. Затем зажег свечи, которые Мей расставила всюду, где только можно.

Когда он вернулся в гостиную, мать с сыном на руках только входила туда. Не дав опомниться, Эндрю увлек ее на балкон. Одарив Мей самой обезоруживающей улыбкой, он объяснил:

— Я обещал парню пикник сегодня ночью. Так что придется тебе помочь мне в этом.

Мей посмотрела на него, как на умалишенного.

— Что?

Эндрю показал на шезлонг, который приготовил для нее.

— Сегодня потрясающая ночь, и он просто потребовал, чтобы я устроил ему пикник. Пришлось согласиться.

Мей взглянула на кресло, на свечи, затем снова на него. В ее глазах мелькнула тень — только тень — улыбки.

— Понятно.

Он поудобнее устроил ее в шезлонге и закутал их с сыном в одеяло.

— Как я рад, что ты согласилась! Честное слово, я понимаю, что ужасно вредно во всем потакать ребенку. Но ты ведь знаешь, что это за тиран!

Она наградила его коротким смешком и расстегнула халат. Когда Алекс буквально впился в ее грудь, Мей, нагнувшись, прошептала:

— Думаю, твой папа окончательно спятил, головастик.

Эндрю подтащил поближе другой шезлонг и с удобством устроился в нем.

— Возможно. Хроническое недосыпание кого хочешь сведет с ума.

Ее волосы были распущены и в мерцающем свете свечей отливали старинным серебром. Она смотрела, как ребенок сосет грудь, с такой сосредоточенностью, благоговением и нежностью, что у Эндрю сжалось сердце.

Не глядя на него, Мей мягко произнесла:

— Спасибо за то, что ты здесь. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

Эндрю словно ударили поддых, и прошло немало времени, прежде чем он смог заговорить. И еще он понял, что настало время и ему проявить хоть каплю честности.

— А я не знаю, что делал бы без тебя, Мей, — тихо произнес Эндрю. — Спасибо тебе за то, что подарила мне сына.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы. А улыбающиеся губы слегка дрожали, когда Мей ласково погладила головку ребенка.

— Пожалуйста.

Этой ночью Эндрю вообще не сомкнул глаз, хотя и мог себе это позволить. Мать и сын заснули в шезлонге, им было так удобно и уютно, что Эндрю не решился будить их. Сам же он шагал и шагал из комнаты в комнату, раздираемый противоречивыми чувствами.

Его жизнь превратилась в полную неразбериху, и он понимал это. Недостаток сна и смертельная усталость заглушили настойчивое сексуальное влечение. Но он оказался уязвимым в других смыслах. Может быть потому, что медленно тлевшая злость больше не защищала его. А может быть, он просто повзрослел за последние дни.

Он хотел ее. И секс здесь был ни при чем. Хотел, чтобы она была матерью его детей, помощником и партнером в делах, чтобы была с ним в хорошие времена, и в плохие. Он хотел видеть ее каждое утро после пробуждения, хотел спать рядом с ней каждую ночь.

Но между ними словно стояла стена, и ничто не изменится до тех пор, пока ее не разрушат. Даже и после этого, возможно, ничего не изменится. Однако он должен попытаться.

Едва Эндрю принял решение, внутри словно развязался болезненный узел, и паническое настроение покинуло его. Он вышел на балкон и смотрел на спящих до тех пор, пока первые робкие лучи рассвета не позолотили небо. И все это время чувствовал себя так, словно в его мире все, наконец, наладилось.