Просто не забывай дышать - [47]

Затем она целует меня, и ощущение ее губ на моих заставляет нас кричать от горя и страха. Действительно ли я готов был сделать ей больно? Действительно ли я готов отдать ее? Сдаться?

Наши друзья подошли к нам.

— Ты в порядке, парень? — спрашивает Шерман. Я убираю руки от Алекс, но она держится за меня, пристраиваясь со стороны.

— Да, полагаю, — отвечаю я. — Спасибо за эм… все. Я не знаю, кто оплатил залог, но я верну деньги. У меня есть деньги в банке.

Шерман пожимает плечами.

— Мы можем разобраться с этим позже. Сейчас главное вытащить тебя отсюда.

Я иду вместе с ними, потому что у меня не хватает смелости сделать что-либо еще. Мы едем обратно в кампус Колумбийского университета в тишине с Алекс, положившей голову мне на плечо. Это было неловко и неудобно, больше, чем я когда-либо испытывал в своей жизни. И это еще больше ухудшало ситуацию.

Зная, что остались считанные минуты, прежде чем я потеряю ее навсегда, я пытаюсь запомнить голос Алекс, ее волосы, ее запах, все про нее. Однажды у нее будет замечательная, удивительная, гребаная жизнь. Я запомню, что в то же время не смогу быть частью этой жизни. Я запомню каждую секунду, что мы провели вместе, и никогда, никогда не отпущу это.

Шерман смотрит на меня, одаряя любопытным взглядом. Словно он знает, о чем я думаю. Возможно, он и знает. Он сообразительный парень, и он часть длинной переписки обо мне и Робертсе, и Алекс, и, возможно, я раз или два упоминал про самоубийство.

Мы высаживаем Келли и Джоэля, затем едем дальше к моей квартире. Когда я выбираюсь из машины, то говорю:

— Мне реально нужно помыться.

Господи, я был таким трусом. Я не мог просто говорить начистоту.

Но почему? Чего я боялся? Я в любом случае потеряю ее.

Итак, Шерман и Алекс садятся на диван, а я тщательно принимаю душ, пытаясь не травмировать свою руку еще больше. Затем я проскальзываю в свою комнату, переодеваюсь в чистую одежду. Когда я натягиваю футболку, в мою дверь раздается стук.

Я открыл дверь. Это был Шерман. Прежде чем я смог сказать хоть слово, он сказал:

— Прежде чем ты сделаешь то, что я думаю, ты собираешься сделать, тебе нужно выслушать меня.

Я закрываю глаза.

— Шерман, это не твое дело.

— Да, — говорит он, звуча измученно. — Да, мое. Потому что ты мой друг. И потому что она моя подруга. Просто послушай меня, черт возьми, ладно?

— Черт возьми, — говорю я.

Мгновение он топчется на месте, поворачивается ко мне и выглядит так, словно собирается что-то сказать, но затем отворачивается.

— Черт возьми, скажи это.

Он поворачивается и указывает на меня пальцем.

— Я предупредил ее.

— Что?

— Я предупредил ее вчера. Предупредил, что твой чертов разум жертвы перевернет все с ног на голову и заставит тебя с ней порвать.

— Что за черт?

Он качает головой.

— Скажи мне, что ты не накручивал себя сделать что-то по пути домой. Скажи мне, что я неправ, Пэриш.

На этот раз я отвернулся. Я не могу сказать ему это. Потому что он прав.

Он указывает за дверь и вниз по коридору.

— Она там, ждет. Сложив руки на коленях. С прямой спиной. Пытается держаться. Пытается оставаться храброй, хотя знает, что вот-вот ты разобьешь ее сердце на миллион кусочков. Уже во второй раз. Потому что она тоже знает. Мы оба знаем тебя, так же хорошо, как ты знаешь себя, мудак. И позволь сказать, что ты не спасешь ее от всего, делая это. Ты просто разобьешь ей сердце, и свое, и растеряешь все хорошее в твоей жизни.

Я хмурюсь и говорю.

— Ты не знаешь, о чем, черт возьми, говоришь, Шерман.

— Фигня. Я был там, Пэриш. Я был там, когда Ковальски бросился на гранату. И я был там, когда Робертс умер. И я говорю, тебе нужно прекратить убиваться из-за этого дерьма. Ты не убивал ни одного из них. Это была не твоя вина, не моя, ни чья, за исключением чертовых террористов, которые убили их.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Просто скажи, что ты собираешься сказать Алекс.

— Почему? Почему, во имя Господа, тебя это волнует?

— Потому что мы братья, мужик. Мы прошли через дерьмо, о котором никто не знает. Мы прошли через дерьмо, о котором они не хотят знать. И я не хочу видеть, как ты портишь свою жизнь. И я забочусь об Алекс и ее сестре, и я не хочу видеть, как ты испортишь ее жизнь тоже.

Я кричу в ответ.

— Ты не понимаешь, я не подхожу ей! Я не отличаюсь от своего отца! Что если я ударю ее? Вместо этой чертовой решетки? Что тогда? Когда-нибудь это случится! Однажды я потеряю контроль и, в конечном итоге, раню ее! А я лучше умру! Я убью себя, прежде чем сделаю это с ней, Шерман. Это я имею в виду.

Он качает головой.

— Это чертова отговорка, Пэриш. Ты это ты, а не твой отец.

Затем открывается дверь. За ней стоит она. Плачет. И я больше не могу это выносить. Потому что она плачет из-за меня. Она плачет за меня.

— Боже, Алекс. Мне так жаль. Я не могу сделать это.

Она смотрит на меня, слезы текут по ее лицу, и говорит:

— Ты не должен.

Я отворачиваюсь от них, ставя руки на стену, и медленно моя голова упирается в нее.

— Алекс, — говорю я, — ты… ты на много лучше меня. Я всегда был бестолковым. Ты не понимаешь? Я не хочу тянуть тебя с собой ко дну.

Она подходит ко мне и касается моей руки, затем обнимает.