Просто Кэрол - [29]

Ноги обожгло ледяными брызгами, но было уже поздно. Я стояла, немного увязнув в мокром песке, и волны, то накатывая, то оставляя на еще более холодном ветру, до мурашек пробирали, насквозь. Я стояла и жмурилась от удовольствия. Побегала босиком туда-сюда, играя с морем в догонялки, уронила куртку Клайда в соленую воду, с восторгом смотрела, как от моих шагов разлетаются искорки брызг. Потом снова встала, как статуя, спиной к земле. Солнце постепенно уходило из зенита, давно началась вторая половина дня. Синели погруженные в воду ступни, тряслись пальцы. Я улыбалась побледневшими губами, заставляла себя сжать зубы, чтобы не стучали. Вдыхая все глубже и глубже, с трудом и благоговением, словно затягиваясь сигаретой, смотрела по сторонам, медленно поворачивая голову. Пляж был прекрасен. Слева был пирс, но довольно далеко, полмили минимум, справа же все терялось в белом тумане. Мне хотелось туда, в этот туман, хотелось раствориться. Какой восхитительный берег, здесь почти ничего не видно. Где-то там же, справа, я с трудом разглядела маяк. Мне показалось, что я лечу на слабоватое алое мерцание, сливавшееся в моем замученном сознании с образом воздушного змея, когда я вдруг поняла, что нахожусь уже в горизонтальном положении. Мир покачивался. Кто-то шел, держа меня на руках и молча бережно прижимая к сильной груди. Кто-то положил меня на заднее сиденье автомобиля, укрыл свитером, заставил надеть носки. Хлопнула дверь. Мы тронулись.

Я не спала. Клайд думал, что я сплю, а я не спала. Я считала. Ни одной мысли в голове, только цифры. Хорошо.

Я дошла до восьмисот тридцати семи, когда мы остановились. Открылась та дверь, что была рядом с моей головой. Клайд помог мне встать, обуться, надел на меня тот самый свитер, это был его свитер, черно-белый, полосатый. Колючий и пахнущий табаком, особенно рукава, которые я то и дело прижимала к носу, чтобы согреть его.

Мы вошли в маленькое помещение со стоящими рядами высокими столами из какого-то темного дерева. Клайд усадил меня на скамейку рядом с окном, ровно под ней была батарея. Я поджала ноги под себя и стала смотреть, как он разговаривает с официантом, вытирает мокрую куртку, садится рядом со мной. Мне казалось, что я сторонний наблюдатель, когда он подвернул мне через чур длинные рукава. Я наслаждалась этой заботой, нагло пользуясь всем, что мир мог мне предложить.

Клайд стал говорить о чем-то, кажется, рассказывал про пляж и его историю, как приехал сюда впервые с друзьями, как познакомился с хозяином кафе, в котором мы сидели, как его товарищ получил сотрясение мозга, занимаясь виндсерфингом. Я внимательно слушала. Принесли заказанное, и я послушно стала есть, обжигая пальцы о жареную картошку и глотая из огромной кружки бульон, от которого все внутренности становились теплее и, кажется, шире. Я прижалась к боку Клайда.

— Ты будешь еще кушать?

— Нет, я наелась.

— Точно? А может, все-таки?

— Клайд, спасибо тебе.

— А? За что?

Я сорвалась на шепот.

— За все за это. Это замечательно, правда. Как бы я хотела, чтобы я могла… — Я замолчала, потому что грудную клетку снова дернуло не начавшимися еще рыданиями. Не надо. Хватит на сегодня.

Пошел дождь. Клайд немного помолчал, ковыряя вилкой котлету. Потом сказал:

— Тебе спасибо. Я надеюсь, ты не заболеешь. Я дурак, что догадался вытащить тебя из воды так поздно. Ты там стояла такая… такая красивая, холодная. И одинокая.

Мои пальцы переплелись с его, и он их благодарно пожал.

— Мы поедем домой?

— Да, я думаю да. Тебе к вечеру надо быть дома, и чем раньше, тем лучше, согласись.

— Ага. — Я вздохнула. — Мне жаль, что море так далеко от города. Точнее, конечно, город от моря, — я нервно засмеялась.

— Ты бы хотела, чтобы калитка заднего двора выходила сразу на пляж?

— Да, я бы подолгу читала бы там такими осенними днями.

— Я бы научился красиво рисовать и рисовал бы тебя в такие дни.

— «Бы», — коротко повторила я. Как жестоко, но мне нужно было это сказать. — Не давай нам надежды, Клайд. Не надо.

Он сжал мою ладонь до боли, но я не собиралась ее убирать. Я знала, что он чувствует.

Мы приехали поздно, в городе уже начали зажигать фонари, а может быть, их и не гасили. Где-то к пяти время было. Темнеть начинает так рано и стремительно, наверное, скоро только в полдень светло и будет. Я не могла оторваться от Клайда. Мы приехали к нему домой, я с тоской в глазах смотрела на царящий в однушке на окраине города творческий хаос и разгром. Он сказал, что хотел бы завести собаку. Я сказала, что тоже хотела бы, большую, лохматую, пускай белую. Он согласился. Как жаль, что это будут разные собаки.

Он налил мне чаю с медом и вышел на балкон покурить. Я разглядывала карандашные заметки и ноты на обоях и улыбалась. Я подумала, что всю жизнь теперь буду пить только чай с медом.

Потом он пришел, и я без разговоров потянула его в спальню, на небольшую светлую кровать. Мы целовались, долго, с упоением, до звездочек перед глазами. Иногда нежно, иногда страстно. Так прошел еще час, или, может быть, два. Если бы у меня было больше времени, я бы разделась, но Клайд был неумолимо нежен и осторожен, боялся меня напугать, хотя от одной его близости у меня захватывало дух, а по венам разливалась волна мгновенно потеплевшей крови, и он это прекрасно знал.