Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в. - [6]

Весьма важный и оригинальный по форме материал для изучения контактов представителей стабильных слоев городского социума с институтом проституции дают источники нарративного характера, и прежде всего дневниковые записи А. А. Блока, К. И. Чуковского, М. В. Добужинского, воспоминания В. Ф. Ходасевича, Б. К. Лившица, Г. В. Иванова. Эти люди, принадлежавшие к цвету петербургского общества, часто обращались к образу продажной женщины. Помимо этого, воспоминания деятелей литературы и искусства доносят до нашего современника удивительные детали жизни дореволюционного Петербурга, без знания которых невозможно составить истинную картину развития проституции как вида городской девиантности. Использование же мемуаров девицы из кафешантана, собранных М. И. Покровской, и образцов писем, литературного творчества, дневниковых записей проституток, собранных Б. Ю. Бентовиным, делают исследование более психологически точным, а также оживляют изложение правовых документов и статистических данных. Необходимо отметить, что специфическую роль источника играют художественная литература и публицистика, произведения Н. А. Некрасова, Ф. М. Достоевского, Л. И. Куприна, И. И. Панаева, А. В. Амфитеатрова, А. Белого, А. М. Ремизова и др.

Значительно сложнее обстоит дело с материалами, касающимися периода 20—30-х гг. XX в. Лишь недавно стали полностью доступны хранившиеся в архивах Петербурга документы, свидетельствующие о размахе проституции в период НЭПа. До последнего времени большинство исследователей использовали в своих работах лишь опубликованные данные ряда социологических обследований, что явно обедняло общую картину. Сегодня открыт доступ к материалам правоохранительных органов, в ведение которых в советский период перешли вопросы борьбы с проституцией. Идет процесс постепенного рассекречивания и документов эпохи 1930-х гг., когда, согласно утверждениям советской науки, торговля любовью была полностью уничтожена. Авторам удалось использовать в книге до недавнего времени секретные данные ленинградской милиции, исполкома Ленинградского Совета депутатов трудящихся, обкома и горкома ВКП(б) и ряда медицинских организаций. Эти материалы извлечены из фондов Центрального Государственного архива Санкт-Петербурга и Центрального Государственного архива историко-политической документации (ЦГА ИПД СПб.). Правда, корпус источников, касающихся советского периода, специфичен — это в основном отчеты и справки различного рода инстанций, что в какой-то мере определяет и тональность глав, посвященных проституции в социалистическом Ленинграде. Часто документы отражают уровень юридической и общей культуры людей, которым в советском обществе было доверено решать весьма щепетильные проблемы. Форма изложения ряда материалов может шокировать читателей, однако авторы в большинстве случаев умышленно сохраняли стилистику цитируемых источников. Это, как представляется, позволяет лучше передать атмосферу правовой анархии, грубого вмешательства в интересы личности, стремление заменить общечеловеческие ценности социально-классовыми. Конечно, сводки и отчеты при всей «красочности» их стилистики не в состоянии восполнить отсутствие материалов нарративного характера. В воспоминаниях, посвященных Ленинграду 1920—30-х гг., изданных в советское время, практически невозможно обнаружить какие-либо сведения о существовании института проституции в городе. Отдельные зарисовки, касающиеся первых лет НЭПа, можно встретить в автобиографических заметках В. К. Кетлинской, а также в вышедших уже после 1985 г. записках В. В. Шульгина, но в целом количество источников личного происхождения явно недостаточно, и это в определенной мере обедняет картину исторического процесса.

Специфика корпуса источников не единственная трудность на пути изучения феномена проституции социалистического Ленинграда. Главы, описывающие дореволюционный период, посвящены довольно определенному предмету — легальному институту продажной любви, а также процессу его постепенной деформации. Наличие четких правовых норм в законодательстве царской России позволяло провести грань между проституцией узаконенной и подсобной. В советское же время это сделать было невозможно — началось полное смешение нравственных и юридических оценок явлений. Подобная ситуация не может не отразиться и на ходе научного осмысления изменений, происшедших в сфере торговли любовью в 20—30-х гг. XX в. Возможно, читатель обнаружит терминологические неточности при изложении сюжетов, посвященных этому времени, поймет, как непросто рассматривать вопросы, связанные с интимными сторонами жизни людей. И вообще, многие острые проблемы, наверное, не будут разрешены в книге, а скорее останутся как постановочные, поисковые. Но все же пора сделать первый шаг, тем более что и современное российское общество, и зарубежный читатель проявляют сегодня большой интерес к проблемам исторической повседневности, в число которых входит проституция.

Н. Б. Лебина. В традициях античности

1843 год, как уже известно читателю, — дата, с которой формально можно начать отсчет истории летальной проституции в Петербурге. До середины XIX в. Россия отставала от Западной Европы в организации института продажной любви. Многие дореволюционные публицисты и ученые считали, что в средние века на Руси не существовало трех главнейших факторов публичного разврата: аристократии, рабства и солдатчины. В связи с этим отсутствовала и проституция, во всяком случае в том виде, в каком она бытовала в Западной Европе в этот же период. Думается, немаловажное влияние оказывали и специфика развития русских городов, формировавшихся в условиях господства крепостного права, безраздельного влияния церкви в вопросах взаимоотношения полов, особенности русского искусства и литературы того времени, в традициях которых вообще не существовало культа внешнего облика человека, тела, физической красоты женщины. Но все же блуд на Руси — явление не уникальное. К моменту возникновения северной столицы патриархальная Россия уже была вполне знакома с традиционными формами «русского разврата» при кабаках, корчмах и банях. Именно здесь чаще всего совершался акт купли-продажи женского тела. Проституция на Руси всегда сурово преследовалась: публичных девок и сводней пороли кнутом на площадях и во время Ивана Грозного, и во времена Алексея Михайловича Тишайшего. Однако блуд процветал.