Прости за любовь… - [35]

Парадная дверь закрылась — она почувствовала это по вибрации пола под кроватью. Сэнди слышала, как Уго говорил Джимми, что ему привезут сюда вещи. Что ж, может быть, он передумает и уедет отсюда с оказией, с надеждой подумала она. С этой утешительной мыслью Сэнди закрыла глаза и велела своим ледяным ногам согреваться. Она почти достигла желаемого, когда чье-то тихое ругательство заставило ее вынырнуть из надвигающегося сна.

Одеяло внезапно приподнялось, впустив в теплый кокон ночной холод. Затем последовало тело — очень холодное, совсем обнаженное тело, рука которого обхватила ее, а сильные ноги обвили ее, наконец согревшиеся.

— О Боже, — содрогнувшись, потрясенно выдохнула Сэнди. — Что ты здесь делаешь?

— Греюсь, — ворчливо сообщил Уго. Сэнди попыталась освободиться. — Не двигайся, — пророкотал он ей в самое ухо.

— Мог бы ради приличия хоть что-то надеть на себя!

— Если моя нагота тебя оскорбляет, то смотри на это как на наказание за постель, которую ты предоставила мне.

Неужели он действительно пытался заснуть в ней? Эта попытка делает ему честь, подумала Сэнди.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь, — тем не менее запротестовала она.

— Выбор не за тобой. Мой сын рассчитывает найти меня в этой постели, когда проснется утром… И потом та, другая постель — просто оскорбление. — Рука, лежащая на плече Сэнди, стиснула его. — Ты безжалостная женщина, Александра Медфорд, — сказал он. — Теперь моя очередь проявить безжалостность.

И он ее проявил — сначала украв у нее все тепло, а потом быстро заснув.

8

Это был ужасный уик-энд. В нем не нашлось бы ни одной минуты, которую Сэнди захотелось бы пережить снова. Днем она с мукой наблюдала, как ее сын, избрав себе героя, поклоняется ему. А ночью мучилась от близости мужчины, который явно не намерен был делить с ней ничего, кроме постели.

Играя новую для себя роль отца, Уго старался узнать о своем сыне все до мелочей. Они оккупировали кабинет Эдварда, где Джимми забрасывал его миллионами вопросов, на каждый из которых отец отвечал с обстоятельностью и серьезностью, от которых у Сэнди ныла душа. Уго был безупречен. Сэнди старалась не обижаться на ту готовность, с которой Джимми потянулся к отцу всем своим существом. Она пыталась убедить себя, что именно на это надеялась и к этому стремилась.

Но ей больно было оставаться только свидетелем их растущей близости. Отведенная ей роль предполагала улыбки, кивки и доставку еды, если требовалось. Играя маленькую улыбчивую женщину на втором плане, Сэнди в конце дня чувствовала себя настолько измученной, что, едва уложив Джимми, сама плелась в постель, оставляя Уго наедине с документами, которые ему привезли вместе с чемоданом. Потом он приходил, проскальзывал к ней в кровать, обнимал Сэнди рукой, легонько вздыхал — и засыпал!

Сын был в восторге от всего этого семейного спектакля. Вбегать утром в ее спальню и видеть обнявшихся родителей — большего счастья он и представить себе не мог.

Но душу Сэнди переполняли обиды, а тело ныло от неудовлетворенности. Неужели она превратилась в алкоголика после двух маленьких глотков?

Наконец пришло утро понедельника. Она помахала рукой Уго, уходящему на работу в безупречном деловом костюме, только потому, что рядом с ним шел ее сын. Уго вызвался отвезти его в школу.

Мне дали отставку, жалобно думала она, закрывая парадную дверь. Папа — новая восходящая звезда на небосклоне, а я — заходящая. Гаснущая, поправила себя Сэнди, пытаясь расправить плечи, поникшие под тяжестью бессонных ночей и груза неимоверного напряжения. Стоя во внезапной тишине, воцарившейся в холле, она даже мгновение подумывала о том, чтобы вернуться под одеяло и проспать остаток дня, пока нет Уго, отравляющего ей это удовольствие.

Но его присутствие, тем не менее, весьма ощутимо в спальне, вспомнила она. Его одежда висит рядом с ее одеждой в гардеробе, ванная пропахла его мылом.

Я этого хотела, сказала себе Сэнди. Я инициировала всю эту безумную затею и должна радоваться хотя бы тому, что знакомство Джимми с отцом прошло успешно, а не стоять здесь, как забытая до следующей уборки швабра.

Легкий стук в заднюю дверь отвлек ее от грустных мыслей. Выпрямившись, она направилась в кухню и вошла туда одновременно с Шейлой.

— Привет, — пробормотала подруга, и выражение ее лица не сулило ничего хорошего. В руках она держала газету, которую положила на кухонный стол. — Дыши глубже, Сэнди, — посоветовала она, — потому что это тебе вряд ли понравится…

Уго сидел за столом в своем восхитительно теплом кабинете и умирал от желания закрыть глаза и выспаться за те бессонные ночи, что в страданиях провел рядом с Сэнди.

В страданиях — лучше не скажешь. Нужно быть сумасшедшим, чтобы изображать холодность в такой ситуации, вынужден был признать Уго. Ведь мне стоило только прикоснуться к ней — и она была бы моей.

Но он избегал близости, пытаясь что-то доказать и себе, и ей. Некоторые фразы Сэнди задели его. В ее изображении он представал эгоистичным и ненадежным. Она дала понять, что не верит ему. Она полагала, что ему надоест изображать отца, и он сбежит, когда перед ним замаячит что-то новое.