Прости - [38]

– Карин, может, давай не сразу? Мне твой вчерашний монолог обдумать надо. И вот так, с ходу… Может, сперва просто вдвоем куда-нибудь выберемся? На выставку какую-нибудь.

– Лесь! На выставки мы с тобой миллион раз ходили, это уже пройденный этап. Ты знаешь, что ты это можешь, и ничего в этом нет страшного. А теперь попробуешь с людьми пообщаться. Не с читателями твоими, а с нормальными, то есть взрослыми. Тоже ничего страшного. Не понравится тебе этот, ну и нафиг его, я ж тебя не в ЗАГС с ним тащу, просто поболтаем. Глаза боятся, руки делают, а?

Пять лет назад

Глаза боятся, руки делают, повторяла Олеся, протирая, начищая, намывая – наводя блеск. Она-то предполагала, что они с Германом пройдутся по магазинам, выбирая продукты и всякие милые пустячки вроде рождественских веночков – это было бы так мило, так по-семейному. Но, увы, он сразу сказал:

– Готовить ничего не нужно, я все сам привезу.

Что ж, наверное, он знает, как лучше. Да и нет у него времени по магазинам мотаться, всеми бытовыми вопросами помощники занимаются. Или помощницы? Олеся пыталась спросить, но он только отшучивался. И в самом деле – какая разница? Даже если и помощницы – он-то с ней, а не с ними. И о визите сам вспомнил! И уж она не ударит в грязь лицом.

В грязь – в буквальном смысле. Два дня она вылизывала квартиру: натерла старенький уже паркет, промыла (щеткой, щеткой!) все плинтусы, вычистила каждую щелочку. Больше всего времени заняли, разумеется, книги. Разве, протирая их, можно удержаться и не открыть – на случайном месте. Это было похоже на гадание – что выпадет? Выпадало все сплошь благоприятное.

Окинув наконец взглядом сияющий от чистоты интерьер – хоть бы английскую королеву не стыдно пригласить! – Олеся позвонила наконец Карине. Нет, она, разумеется, держала подругу в курсе событий (правда, о размолвке на вечеринке так и не рассказала), но сейчас это был какой-то новый этап.

– Только не позволяй Таисии Николаевне его запугать, – засмеялась Карина.

– В каком смысле?

– А то сама не знаешь! Она у тебя, конечно, чудо и супербабка, но по первости может произвести странное впечатление. Я сперва при ней слова лишнего вымолвить боялась.

Карина? Боялась сказать лишнее слово?! Верилось с трудом, но ей со своей колокольни виднее. Ох, как-то все пройдет… Та же Карина говаривала: бедненько, но чистенько. И ведь ей от того ни разу не неловко. Ну родился ты с золотой ложкой во рту – а мы зато сами всего добились, ну так и кому должно быть неловко? Олеся подумала, что если заметит в глазах Германа снисходительность – значит, бабушка права, и впрямь дерево надо по себе рубить. Тогда, в кафе, «на тебя нетрудно угодить», ей просто показалось – а если нет?

И дверь на звонок она распахивала так стремительно, словно боролась с кем-то. С собой, чего уж. Но никаких снисходительных взглядов (подъезд-то у них тоже того, не мраморный) не обнаружилось. Обнаружились цветы. Слева лилии, справа – пестро-праздничные герберы. А еще какие-то сухоцветы просматривались и еловые ветки.

Цветы оказались двумя небольшими, но очень изящными букетами: лилии для самой Олеси, герберы – для бабушки. Все остальное увенчивало здоровенную корзину (в которую сверху букеты и были пристроены). Бабушка глядела на «клумбу» непонятным взглядом: вроде и не против, но и улыбаться радостно не торопилась.

– Таисия Николаевна, очень рад наконец с вами познакомиться, – Герман не стал прикладываться к ручке, но голову наклонил четко, как какой-нибудь воспитанник какого-нибудь пажеского корпуса.

– Взаимно, – строгие бабушкины глаза чуть потеплели. – Что ж, пройдемте. Руки можно помыть вот здесь, – она небрежно кивнула на потертую, поцарапанную дверь ванной.

Корзина заняла весь кухонный стол. И кухня вдруг показалась Олесе совсем крошечной. Бабушка же молча наблюдала, как Герман извлекает из корзины упаковки с мясными и рыбными нарезками, банку черной икры, странные сыры, фрукты, конфеты, черную бутылку с золотой головой – шампанское.

– Изрядно, – непонятным тоном оценила бабушка воздвигшуюся посреди стола груду вкусностей и ткнула в один из шаров, украшавших еловые ветки. – А это тоже съедобное?

– Нет, просто элемент декора, – пояснил Герман. В джинсах и мягком белоснежном свитере с высоким горлом он выглядел совсем не таким «принцем», как в момент знакомства или на, чтоб ее, вечеринке.

– Вот ведь… – Таисия Николаевна покачала головой. – Накидают чего ни попадя, лишь бы попышнее, поярче да потяжелее. Уж лучше бы мандаринов повесили, мы всегда на елку мандарины вешали…

– Послать шофера за мандаринами? – осведомился Герман.

– Чего уж там, – отмахнулась бабушка. – К чему? Тут и так разносолов, как на Маланьину свадьбу, хоть всей улицей гуляй.

Олеся точно знала, что родилась бабушка в городе, пусть и не слишком крупном, а лет с двенадцати и вовсе жила в Москве, так что вряд ли могла «гулять всей улицей». Что за вожжа ей под хвост попала? И на Олесю не смотрит, перебирает продукты, словно ищет что-то.

– Нарезка странновато пахнет, – сообщила наконец бабушка. – Не испортилась ли?

– Это испанский хамон, – пояснил Герман, аккуратно отбирая у бабушки упаковку.