Прости грехи наши - [2]
Заседание началось сразу после утренней молитвы в зале святого Анастаса архиепископства Тарль. Две девушки, Пакен и Го, были подведены к его преосвященству де Нуа иподиаконом Амневилем. Сам иподиакон не участвовал в допросе. Он усадил девушек напротив его преосвященства. Обе девушки осенили себя крестным знамением, прежде чем сказали, что готовы к допросу. Его преосвященство де Нуа, тем не менее, потребовал от них также произнести молитву «Отче наш». Девушки-свидетельницы охотно это сделали…
…Тем самым эти две девушки показали, что они — хорошие христианки. Епископ де Нуа прекрасно разбирался во всех нюансах церковного судопроизводства и знал, что стоит ему при допросе допустить какую-нибудь, пусть даже малейшую, двусмысленность, его могут лишить инвеституры.[6] Он опасался, как бы данное судопроизводство не сочли новым расследованием по делу катаров,[7] которое не входило в его компетенцию. Постулаты этой ереси были хорошо известны: епископ знал, что катары отказывались прочесть вслух «Отче наш» или «Символ веры», не желая навлечь на себя гнева своей общины и тех неземных сил, в которые они верили. Для катара человеческое тело было слишком нечистым, чтобы человеку позволялось произнести вслух имя Господа или же обращенную к нему молитву. Рот человека не мог служить и для поглощения земной пищи (той самой пищи, которая затем извергалась из нечистого тела самым гнусным образом), и для провозглашения хвалы Господу. Катары произносили имя Господа только мысленно. Заставив первых двоих свидетелей прочитать вслух «Отче наш», де Нуа тем самым подчеркнул обособленность данного дела: оно не имело никакого отношения ни к альбигойцам, ни к членам секты вальденсов,[8] ни к всевозможным братствам, ни к болгарским богомилам.[9] Это было отдельное дело, хотя и весьма значительное для истории.
Епископ де Нуа: «Девушки Пакен и Го, я выслушаю вас сегодня от имени и по поручению святой инквизиции. Вам предстоит вновь подробно описать то, что вы видели возле деревни Домин в самом начале истории, получившей название „Мегиддо“. Сообщите синодальному протоколисту ваши имена, род занятий, возраст и пол, а также сведения о родственниках, имеющихся у вас на момент рассматриваемых событий».
Епископ подал знак Кретьеннотте Пакен — младшей из девушек. У нее были большие светлые глаза, золотистые волосы и молочно-белая, как у ребенка, кожа. Ее ангельское личико явно контрастировало с мрачной обстановкой происходящего в этом помещении трибунала веры.
Кретьеннотта Пакен: «Меня зовут Кретьеннотта Пакен. Я — младшая дочь сапожника Бреана Пакена, работаю помощницей ткачихи у Брюна Алибера. С прошлого праздника Всех Святых[10] обручена с Гаэтаном Гобером, носильщиком. Мне четырнадцать лет, и я еще девственница. События, о которых вы меня расспрашиваете, произошли на десятый год правления короля Филиппа — в год пожара. Мне было тогда семь лет».
Гийемина Го: «Меня зовут Гийемина Го. Я — дочь Эверара Барбе, некогда жившего в Тарасконе, и жена литейщика Симеона Го. У меня трое детей, и я никогда не знала, сколько мне лет. Говорят, что во время тех событий мне было лет десять-двенадцать».
Жена литейщика была явно более разбитной девицей, чем ее подружка. Видимо, она больше повидала на своем веку. Тем не менее обе девушки чувствовали себя очень скованно. Они словно прилипли к маленьким плетеным стульям, на которых сидели.
Епископ де Нуа: «А сейчас повторите то, о чем в течение уже семи лет широко известно в епархии Драгуан и должно быть сегодня рассмотрено данным трибуналом. Расскажите то, о чем вы мне поведали на исповеди, и не берите при этом на себя грех перед Господом Богом: не лжесвидетельствуйте».
Берюль де Нуа был опытным инквизитором. Он не допрашивал свидетелей под присягой, а лишь напоминал им о клятве, которую они давали раньше, пусть даже и очень давно. Эта маленькая профессиональная уловка не раз позволяла ему выносить совершенно неожиданные приговоры, основываясь на якобы данных свидетелями клятвах. Де Нуа был из той категории дознавателей, которые могли выявить еретика даже в самом богопослушном человеке. Он никогда не прибегал к пыткам: уже самого его присутствия было достаточно для того, чтобы подавить волю допрашиваемых и заставить их признаться даже в том, чего они не совершали.
Кретьеннотта Пакен: «Наши злоключения начались вскоре после молебна об урожае[11] святому Марку, в то время, когда на молодых вязах уже полностью распустились листья».
Гийемина Го: «Мы играли вдвоем на берегу речки Монтею. Мы играли там втайне от наших родителей, потому что они не разрешали нам подходить к тому месту реки, где находилось нерестилище».
Кретьеннотта Пакен: «Затем мы увидели что-то перед маленькой деревянной плотиной, построенной предками Симона Клерга. Мы в тот момент бросали камни в рыб, приплывших метать икру…»
